цензуру», потому что я принадлежу к советской интеллигенции, которая настрадалась от цензуры, но вы же понимаете, что я шучу?
На самом деле просто ДОЛОЙ ФОРМАТ!
Что мне про них придумать?
А что было?
Вот мы – мои родители и Резники. Их жизнь – это и есть «интеллигентное ретро семидесятых».
На самом деле… ничего не происходило, НИЧЕГО! Толстые журналы, театры, защиты диссертаций… Они были первое поколение в нашей стране, у которого не было страшных потрясений, – войну они не застали, а когда опять все рухнуло, они уже были не молодые, им не нужно было в новой жизни выживать. Да, их мир взорвался – я имею в виду, что разрушилась советская жизнь, но на самом деле наоборот, их мир, мир интеллигентов, привыкших жить словом, расширился! Толстые журналы стали толще, театр – театральней, по телевизору – политические дебаты…
Может быть, мне кажется, что у них была такая бессобытийная, не драматичная жизнь, я все-таки смотрела на их жизнь со стороны, ребенком? Может быть, внутри их жизни кипели страсти?
Не думаю. Папа… мне кажется, что он всю жизнь любил тетю Фиру. Я почти уверена, что так и было, – ее невозможно не любить, когда она входила в комнату, как будто зажигался свет.
Любил, и что? Что было – роман, развод? НИЧЕГО, просто любил, а у них с мамой была прекрасная семья.
Самый большой в жизни успех – защита докторской диссертации, самое большое в жизни разочарование – ненаписанная кандидатская, единственный в жизни роман – неосуществленный, самое дерзкое сопротивление системе – рассказать сыну, что он еврей. Дядя Илюша зачитывал нам с Левой куски из запрещенной тогда «Истории евреев» Рота, а тетя Фира возмущалась – только евреев детям не хватало для полного счастья!
Как нас учили? Цепочка событий в фильме состоит из 30–50 событий, длина события 3–5 страниц сценария. Событие – это часть истории, где происходит видимое изменение жизненной ситуации. Но у них не было ВИДИМЫХ изменений! Дядя Илюша все куда-то рвался… Он, как Николай Ростов – Толстой его описывает словами «стремительность и восторженность», – создан для радости, для легкости бытия, а не для НИИ. Представляете Николая Ростова в НИИ? В Котлотурбинном институте ему было бы страшней, чем в Шенграбенском сражении… Дядя Илюша то увлекался историей евреев, то самиздат читал, то вдруг захотел уехать, – и что? Ничего. Жизнь была какая-то маленькая – работа-прописка-жилплощадь, на таком материале сериал не придумаешь – ничего не происходит, просто живут.
Трифонов, писатель городской интеллигенции, в сущности, певец жизни моих родителей, – какие у него события? Обмен квартиры, вялый роман с сослуживицей, а хоть бы и не начинался, в командировку нужно ехать, болеет мать… Никакой драматургии, а жизнь как на ладони. Трифонов все про них написал, и больше ничего нет.
Я… выглядит так, будто я считаю их жизнь скучной. Нет. У каждой жизни есть приметы времени. Примета их времени – то, что ничего не происходит.
Только что позвонил редактор из студии АВС. Сказал: «Хорошо бы про диссидентов в психушках и другие ужасы эпохи застоя, когда