с теснением.
– Старинная вещица! Я полистал. Ничего, что опять без спроса? – спросил он.
– Вчера приобрёл. Продавец уверял – книга желаний! – отшутился Олтаржевский. Но на всякий случай убрал книгу в тень, чтобы не спотыкаться о неё взглядом.
Он подвинул гостю банку кофе и кусковый сахар. Подождали, пока закипит вода.
– Дрыхнут! Едва растолкал! – с брезгливой ухмылкой проговорил парень. – Вот народ! У них брат и муж зажмурился, а им хоть бы хны! Как вы с ними живете?
– Район нравится, – отшутился Олтаржевский и заполнил паузу. – Отсюда, из Лефортовской слободы, нынешняя городская Россия началась. До Петра у нас по-гречески, по принципу апопсии дома ставили. Не ближе четырёх метров друг к другу, чтобы улицы проветривать. Поэтому дома не вдоль красной линии стояли, а вразнобой. Но отрезать кусок улицы или теснить соседа не разрешалось. Даже помои сверху запрещали лить. Так вот, прямые улицы и дома с палисадниками здесь при Петре появились. Позже он приказал Невский и Вознесенкий проспекты разметить, как в Лефортово – радиально. А поперек, веером – Фонтанка и Мойка. Как в Амстердаме каналы. Но наши, в отличие от Европы, лучи улиц вывели на «оптическую цель» – на шпиль Адмиралтейства. И проспекты расширили. А у них улочки узкие, чтобы к крепости не добраться. Москву уж потом по радиально-кольцевому принципу перестроили. Так что нынешняя городская Русь здесь, в Лефортово начиналась!
– Книг у вас много, – вежливо выслушав, огляделся парень. – В старых квартирах у людей много книг. В новых – совсем нет. Вы ученый?
– Кандидат наук.
– А я на юридическом. Заочно. – Он зыркнул исподлобья. – Говорят, вы воевали?
Олтаржевский кивнул:
– В Афгане.
– Я – в Чечне.
Они дружелюбно переглянулись. Помолчали, помешивая кофе.
– Давай на «ты»! – предложил парень.
– Давай! Коньяк будешь? Хороший.
– Если хороший, можно.
Хозяин достал с полки бутылку. Большими глотками допили кофе. Плеснул в чашки. Пригубили, облизывая губы, и тут же опрокинули махом.
– Схожу за закуской, – качнулся со стула Олтаржевский.
– Не надо. Тогда до утра не разойдёмся. Курить можно?
Олтаржевский подал с подоконника жестянку от консервов и открыл форточку – морозный воздух колыхнул штору. Участковый с удовольствием затянулся.
– Будешь расследовать? – спросил Олтаржевский.
– Что тут расследовать? Несчастный случай. Бытовуха.
– У-ку! – отрицательно боднул воздух хозяин. – Я его грохнул!
Эта мысль не давала ему покоя: захотелось выговориться «своему».
Участковый насторожился.
Олтаржевский рассказал, как в день смерти кота видел клочья шерсти в ванной, а сегодня, ставя точку в тетради, думал о мести, и братец предложил ему вынести труп на помойку, чтобы сэкономить на похоронах. Свой путаный рассказ пояснил:
– Так же они кота моего убили! Утопили и выкинули!