гневно закряхтел, но тут же примирительно хлопнул Олтаржевского по плечу – в его душе взыграл бретёр и забияка:
– Вот это ты в точку! Где тут у них чего? – воскликнул он и огляделся.
Олтаржевский подозвал метрдотеля – нос у того распух. Парень, выслушав, кивнул. Офицер подошёл к микрофону, смущенно одергивая форму. Техник в бейсболке и с серьгой в ухе подключал аппаратуру. Бойцы сбились в проходе, не понимая, что делать.
– Что это значит? – спросила Нэла, озираясь. – Выгоните их! Вам достаточно позвонить.
– Вы же не станете жаловаться папе, если вам наступят на ногу! – Глаза Олтаржевского сузились, а рот снова покривился, на этот раз язвительно. – Show must go on! – проговорил он.
Девушка проследила за его взглядом.
По лестнице поднимался рослый детина в клетчатом пиджаке с кожаными налокотниками и в голубых джинсах, а с ним лысый парень плотной комплекции, как похоронный агент – в черном пальто и в черной водолазке. Из-под рукава лысого выглядывал грязный гипс.
Увидев «омоновца» у микрофона, двое остолбенели. Их догнал хозяин, пузатый кавказец в рыжей дубленке. Он подлетел к детине. Метрдотель что-то затараторил, пальцем показывая на Олтаржевского. Спорщики взглянули на Вячеслава Андреевича и Нэлу – лица мужчин не предвещали ничего хорошего.
Тут офицер стянул балаклаву, открыв простецкое курносое лицо, пощелкал пальцем по микрофону и сипловатым голосом поздоровался. Посетители вытягивали шеи и переглядывались. Офицер сообщил, что красиво говорить не умеет, извинился за недоразумение, и предложил вспомнить всех, кто сейчас выполняет свой долг. Зазвучала минусовка газмановских «Офицеров», военный неуверенно повел дрожащим баритоном. Тут же официанты с подносами побежали обносить бойцов рюмками бесцветной жидкости и бутербродами. Солдаты растерянно пялились на командира. Другие уже неуверенно закусывали, но не пили. Некоторые для удобства стягивали балаклавы, обнажив молодые весёлые лица.
Посетители смотрели на представление с недоумением.
Олтаржевский, расплатившись за несъеденный ужин и угощение для солдат, повёл свою девушку вниз. У гардероба они услышали аплодисменты и поощрительное гиканье. Нэла, спрятав подбородок в воротник шубки, торопливо зацокала каблучками к выходу.
В машине Олтаржевский извинился за испорченный вечер. И тут девушку прорвало – от потрясения у неё началась тихая истерика.
– Зачем вы это сделали? – прошептала она.
– Я не знал, что так получится! – растерялся Олтаржевский.
– Зачем вы это сделали? К чему ваш маскарад? Вы считаете, если имеете много денег, то имеете право издеваться над людьми? Мне казалось, что вы не такой, как все! А вы жестокий! Жестокий! Жестокий! Вы ничем не отличаетесь от вашего друга! Вы наслаждались тем, что людям страшно, а солдатам стыдно за командира! Они ведь люди, а не ваши игрушки!
Она опомнилась и испугалась, что наговорила лишнего.
�