“ А что это за песню ты пела?”
Ольга улыбнулась: “Эх ты, москвич и есть москвич. Это наша поморская. Про любовь злую…”
В сенях кто-то забухал сапожищами. Максим сноровисто прыгнул за выгородку и закрылся занавеской.
В избу влетела Матрена, местная почтальонша: “Олька! Где твой сокол?! Макс который? Да не прячься ты! Все итак всё знают!”
Максим конфузливо выглянул из-за неаккуратно задёрнутой занавески.
– Максим Александрович! Меня Илья прислал. Там твой Федька безобразничает!
– Чего случилось-то?
Макс прыгнул в штаны и быстро тянул на себя куртку и унты. Матрена в нетерпении прыгала рядом: “Выйди и увидишь! Он там такое творит!”
Как только Максим выскочил на улицу всё стало ясно. Над деревенькой жужжа крутил мертвые петли их бело-голубой АН-2. Обходя, как на слаломе любопытных замерших вразнобой на сельской улице с открытыми ртами, Максим помчался к избушке местного аэровокзала.
Вскочив внутрь он оттолкнул Илью – местного начальника аэропорта от микрофона, и что есть сил заорал в ребристую шишку: “Федька – урод, твою мать! Всё-всё матери и Людмиле расскажу! А ну быстро садись, гад!”
В микрофоне что-то щелкнуло и оттуда донёсся весёлый голос Федьки: “Завидно, да Саныч? Захожу на глиссаду, оппа!”
Когда Ан-2 распахнул пассажирскую дверь оттуда начали выпадать на снег деревенские девки. Все как одна становились на четвереньки и дружно блевали. Последним на снег молодцевато выпрыгнул Федька Погудин второй пилот Максима. Он дурашливо приложил руку к наискосок напяленной фуражке и весело отчеканил: “Докладываю! Курс начинающих стюардесс местной молодёжи успешно преподан! Разрешите приступить к работе.”
От такой наглости Максим опешил: “Да я тебя…”
Захотелось врезать по наглой роже. Но Макс понимал, что на него смотрят прибывающие местные. Портить с ними отношения и компроментировать высокое звание летчика дурацким мордобоем не хотелось:
– …Врезать бы тебе…ты ж их убить мог!
– Командир! Я ж так…поразвлекся в меру сил, не то что ты…
Душная волна ярости захлестнула сознание Максима и он всё-таки поднял кулак, но тут услышал сиплый голос местного участкового Савелия Михайловича Огаркова: “Хулиганим, значит! На киче давно не был, да Федька?”
Савелий вынырнул из-за Максима и сноровисто окольцевал руки Фёдора наручниками.
“Э…дядя Савелий, мне ж работать ещё…ты чего?” – вытаращил глаза второй пилот.
Но Савелий был зол как никогда: “Сволочь, кобель ты сраный. За Машку ответишь!”
“Да я…я ничего ей не сделал. Саму спроси!” – упирался Федор.
Дочь участкового Маша, качаясь, оттолкнулась от самолёта и вяло махнула им рукой: “Ну правда, папа, мы сами попросили. Отпусти Федю.”
Но это панибратское «Федю» привело участкового в ещё большую ярость: “Федя, значит, Феденька… – передразнил Савелий – Поедет теперь твой Феденька в Сибирь! Там будет на зоне свои художества устраивать. Это злостное