одеялом, и на ней тело. Рядом с телом сидела девушка. Она была чем-то одурманена.
Запахло перегаром. Или нет? Непонятно. Невидимая камера поплыла в сторону, появился стол, а на столе шприцы.
Все встало на свои места.
– Он жив, – очнувшись, сказала я напружинившейся Элеоноре. – Но он колется. Он наркоман?
– Да, – вздрогнула соседка. – Где мальчик?
– В саду, – чувствуя сильнейшую слабость, промямлила я. И описала ветхую халупу, в которой находились парень и девушка.
– Где находится этот сад? – закричала клиентка.
– Не знаю, – затряслась я и протянула старухе ее купюру.
Но она ее не взяла. Встав, она поцеловала меня в щеку, а отойдя на шаг, набрала на мобильнике полицию.
Через полчаса приехали стражи порядка и попросили меня нарисовать халупу. Я нарисовала, хотя никогда раньше художеством не занималась.
Дети сидели в уголке и тоскливо смотрели на занятую чужими проблемами мать.
«Потерпите немного, – мысленно обратилась я к ним, – Зато завтра у нас будут деньги, чтобы заплатить за квартиру. А потом я заработаю еще, мы не будем нуждаться назло всем ненадежным папам в мире».
– А можете вы показать это место? – поинтересовался молодой полицейский и расстелил не столе карту республики.
Я обреченно закрыла глаза и начала водить ладонями по атласу. Неожиданно стало жарко. Я убрала руки и прочитала название населенного пункта.
– Абдуллино.
– А если точнее? – с надеждой проговорил страж порядка.
– Точнее, – отрешенно пробормотала я, – садовое товарищество «Дружба».
А высшие силы мне уже показывали номер дома – 125.
– Спасибо! – обрадовался опер и обратился к товарищу, до сих пор молчаливо подпирающему стену. – Поехали.
За ними выбежала заплаканная Элеонора.
Когда они испарились, я поглядела на пятитысячную купюру и подумала о том, что деньги просто так не даются.
Дети спали на ходу. Я уложила их в кроватки и пошла в ванную, чтобы принять душ. А там пустила большую струю теплой воды и с полчаса простояла под ней, чтобы прийти в себя.
А потом отключила мобильник, дверной звонок и, обессиленная, рухнула в разобранную кровать. Заснула сразу.
Утром болело все, что только могло болеть. Я подошла к иконе Богородицы и мысленно попросила у нее прощения за то, что вмешалась в их дела. Она смотрела на меня скорбными глазами. А потом уголки губ Богоматери поползли вверх и она ободряюще улыбнулась.
Стало легче. Я прошла на кухню и сварила овсянку, которую дети не любили. Но она была полезной. К тому же, дешевой.
В дверь нетерпеливо заколотили кулаками. Проснулись дети.
На пороге стояла Элеонора с каким-то мужчиной, как оказалось, отцом наркомана. Они держали в руках букет цветов и торт.
Я посторонилась и нехотя уступила им дорогу. Гости прошли в гостиную, положили на журнальный столик подарки и со словами «нашелся