не врачу». Источник распространенного в обществе заблуждения коренится главным образом в том, что и до сих пор с понятием душевнобольного связывается нечто «совершенно не похожее на то, что люди видят ежедневно». Идеальный сумасшедший, созданный общественным мнением, представляет совершенно особое существо, резко уклоняющееся от общего человеческого типа, существо, которому, по словам Моудсли, приписываются поступки или без всяких мотивов, или с такими, которые не могут прийти на ум здоровому человеку. Такое понятие, составившееся и продолжающее держаться даже у образованных лиц, оказалось, однако, в резком противоречии с выводами и наблюдениями современной психиатрии. Даже в специальной больнице, говорит Моудсли, наблюдатель не найдет ни нового мира, ни новых существ: он найдет человека измененного, но не преобразованного. Он встретится здесь, по замечанию Эскироля, «с теми же самыми идеями, с теми же заблуждениями, страстями и страданиями: это тот же мир, но только все черты здесь резче, краски ярче, тени сильнее и действия поразительнее, потому что человек является здесь во всей наготе, не скрывая своих помыслов и недостатков, не прикрывая страстей прельщающим нас покровом и не маскируя пороков обманчивой внешностью».
Заслуживает внимания, что наш Сенат, признавая за судьями полную компетентность в распознавании душевных болезней, тем не менее не в состоянии был провести вполне последовательно своего убеждения, что для определения сумасшествия достаточно одного здравого смысла. Это далеко не единичный факт, доказывающий, как вообще мало последовательности и стройности в наших законоположениях, сенатских толкованиях и разъяснениях, касающихся вопроса о душевных болезнях. Так, Сенат неоднократно разъяснял, что если на суде возбужден вопрос о ненормальном состоянии умственных способностей подсудимого во время совершения преступления, то для собрания точных сведений по этому предмету недостаточен допрос свидетелей, но необходимо выслушать мнение экспертов.
«Преступление, учиненное больным, тогда только не вменяется ему в вину, когда точно доказано, что болезнь его в то время сопровождалась припадками умоисступления или совершенного беспамятства; для собрания же точных доказательств по этому предмету недостаточно допросить свидетелей, видевших обвиняемого во время более или менее близкое к совершению им преступления, но необходимо еще выслушать мнение экспертов о том, считают ли они засвидетельствованные факты достаточным доказательством, что обвиняемый во время совершения преступления находился в припадке умоисступления или совершенного беспамятства, так как разрешение этого вопроса требует специальных медицинских сведений, и во всех подобных случаях решению этого дела должно предшествовать выслушание экспертов (Уст. уг. суд. ст. 112, 325, 326, 336 и 692). Поэтому, если окружный суд находит, что судебное следствие представляет достаточные данные к возбуждению вопроса о невменяемости подсудимому его вины