Он ничего не упускал из виду.
В воротах пришлось задержаться. Толкаясь и блея, в город входило стадо овец. Наконец путь расчистился и вместе с толпой, собравшейся у ворот, Арзак въехал в Ольвию.
Люди, повозки, стадо – все устремились в одном направлении.
Арзак выбрал противоположное. Он не привык продвигаться зажатый, как пленник, со всех сторон.
– Куда глаза глядят, – сказал он Белоногу, и Белоног, не знавший до этих пор ничего, кроме степи, осторожно перебирая ногами, двинулся по узкой улице. Слева и справа потянулись унылые однообразные ограды, сложенные понизу из круглой гальки, выше – из необожжённого кирпича. Приземистые дома слепо выглядывали из-под соломенных кровель глухими без окон стенами.
«Так вот что такое город, – думал Арзак, косясь на прохожих, шедших по каменной вымостке, тянувшейся вдоль оград. – Город – это западня стен. В городе люди не могут передвигаться по собственной воле. Они подчиняются стенам».
Улицу, по которой ехал Арзак, пересекла другая – прямей и шире. Вдоль белых стен, как дым по земле в ветреный день, плыли, стелясь, протяжные тонкие звуки. Их медлительная напевность напоминала степь, и Арзак потянул повод, поворачивая Белонога навстречу протяжной музыке.
«Спрошу у людей, где живёт знахарь, может быть, он живёт как раз в одном из этих красивых домов?»
Дома на широкой улице были свежебелёные, с фундаментом из тщательно пригнанных стёсанных плит.
Прошли две женщины в ярких платьях, прошёл мужчина в накинутом на руку белом плаще, но Арзак не решился задать свой вопрос. Прошли ещё три человека, проехал всадник.
– Смотрите-ка, сам в штанах и коня в штаны обрядил!
Тонкий, как ветка, мальчишка, раскинув руки, загородил дорогу. Встал посреди улицы – не объехать.
– Отойди и вернись к своей забаве, – сказал мальчишке Арзак. – Твоя музыка звучит лучше, чем твои слова.
До того как выскочить на середину, мальчишка сидел у стены и перебирал отверстия в тростниковой дудке, зажатой между колен. Теперь его замолчавшая дудка валялась брошенной у стены, на камнях.
– Ха-ха-ха! – расхохотался мальчишка. – Ничего не видел смешнее. Оштанённый разговаривает, как человек, а не лопочет, как варвар: ва-ва-ва! Может быть, и лошадка знает эллинский язык?
Последнее дело – раздувать пожар ссоры, и Арзак ответил спокойно, не злясь, не повышая голос.
– Твоя насмешка пуста, – сказал он. – У всех племён свои обычаи, свой язык, своя одежда. Пропусти.
– Как бы не так.
– Пропусти. Земля широка, и лучше нам разделиться, один пусть пойдёт на закат, другой – на восток, без злобы.
– Клянусь Гефестом, мне скучно, и ты, оштанённый, – замечательное развлечение.
Мальчишка сделал попытку схватить Белонога за повод. Этого стерпеть было нельзя. Арзак выпрыгнул из седла, на лету пятками сбил мальчишку, и тот полетел к своей брошенной дудке. Не приставал бы – и лететь не пришлось. Сам