ботинки надеты на босу ногу. Парень симпатичный: длинные, по моде, черные волосы до плеч, карие глаза, правильные черты лица, среднего роста, хорошо сложен, но с каким-то поселковым отпечатком, состоящим из смеси нагловатости, плутоватости, интуитивной, животной сметливости. Порода такая. Чем он отличался от детей рабочего поселка? Непосредственный, добрый, не циничный, не испорченный и любопытный, в хорошем смысле слова.
Когда через пару дней сияющая Люсинда нам его предъявила – подарила, он сразу всем понравился. Несмотря на несколько развязный тон, не напрягал и быстро ассимилировался. Кривошеев умел дружить. Еще, было в нем то, чего не хватало нашим интеллигентным мальчикам – практичность, хозяйственность. Смастерить, починить, организовать выезд на природу, купить пива без очереди. И никаких шоферских замашек в нашем присутствии – пошлых шуточек, мата. Однажды удивил меня. Прочитал Есенинское стихотворение, абсолютно в тему, по ситуации, очень ему подходящее: «Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист, Но я кого-нибудь зарежу под осенний свист». Шла ему и дворовая песенка: «Я с детства был испорченным ребенком, на маму и на папу не похож. Снимали дамы шляпы, лишь услышат: «Жора! А ну-ка, подержи мой макинтош!»». Когда, блестя хмельными глазами чайного цвета, выводил он сентиментальное: «А свечи плачут о былом…», театральные девицы засматривались.
Кстати, о девицах, тут самое время вернуться к Люське и фамилии Кривошеева. Не туда – криво, поворачивалась его шея. Ладно бы, просто налево, как у всех мужчин, но на очень уж неудачное «лево». Весенний «подарок» сам, конечно, был не подарок, но и дамы попадались еще те. Ко времени нашего знакомства Кривошеев уже был женат и разведен. Ранний доармейский брак списывал на молодость и глупость. А с Люсиндой попал как кур в ощип. Поразительным пристрастием обладала наша рыжая от природы бестия – любила исключительно конфетно – букетный период, обожала быть невестой. Состояние невесты делало её красивой, счастливой, истерично-радостной. Но как только свадьба была на пороге – всё, резко сворачивала отношения. Причину могла состряпать самую пустячную, но переживать, как настоящую трагедию («он вышел ко мне из поезда в нечищеных ботинках»), с диким накалом страстей – актриса. Впрочем, жених Бендер обличен и отвергнут был по причине существенной и существующей – измена. Не в ту сторону во время пения повернул он свою кривую шею.
Новая птичка была серенькая. Выбирал-то он обычно девочек своего круга, вполне привыкших к пьянству и гулькам отцов, но с какими-то закидонами. Переделать бабы всегда мужиков хотят, надеются, что для них, любимых, они изменятся, но у этих еще круче выверты были. Одной – только бы невеститься, другой требовался собственный ручной Бендер.
Бендеров ручных не оказалось, не вывелась ещё такая порода. Шея поворачивала Кривошеева в сторону выпивок, компаний, рыбалки. Птичка терпела, ругалась, рожала. Он же, не только отлично водил машины, но и чинил их, так что, и пропивал, и зарабатывал прилично. Думаю,