цели; остальное, немногое время, в страданиях и сумасшествии; но счастлив тот, кому удалось прожить и три года такой полной жизнью!
Нечего и говорить, что Блудов бывал почти каждый день у Щербатовых. Часто приходил он туда прямо из театра, особенно когда ощущал потребность высказать те чувства, которые накоплялись в нем во время представления и теснили ему грудь. Не раз повторял он перед молодой девушкой целые монологи Антигоны, которые необыкновенная память его успела уловить во время хода самой пьесы. Частые посещения Дмитрия Николаевича объяснялись той безграничной дружбой, которая существовала между матерью его и графиней Каменской: – в свете, не знавшие их, принимали за родных сестер; – его любили и ласкали; но малейшие намеки о возможности брака молодого человека с княжной, отражались безусловно ее непреклонной в этом случае матерью. Также точно, с другой стороны, все предложения делаемые княжне, по-видимому очень выгодными женихами, отклонялись ею под разными благовидными предлогами, но с твердостью и решимостью.
Кроме Щербатовых, Блудов посещал очень часто дом Хвостовой, урожденной Херасковой, женщины очень умной, в обществе которой он любил бывать. Пустые толки об этих посещениях, доходившие даже до княжны Щербатовой и смущавшие ее кроткое сердце, опровергались всеми теми, кто знал его страстную любовь. Несколько времени спустя, он сблизился с семейством Оленина, бывшего президентом Академии Художеств; здесь-то он и сошелся с тогдашними литераторами.
У Державина, который в 1802 г., при образовании министерств, назначен был министром Юстиции, Блудов, несмотря на родственные с ним связи, бывал не часто. Должно полагать, что разность убеждений, еще более чем лета и звание, полагали препятствия их сближению. Державин, как известно, безусловно порицал все нововведения и восхвалял старину. Впрочем, Блудов всегда чтил в нем поэтический дар, и лучшим доказательством тому может служить предпринятое впоследствии Академией, при его содействии, превосходное во всех отношениях издание сочинений Державина.
Между тем, здоровье матери Дмитрия Николаевича видимо слабело. В июле месяце 1805 года он получил от графини Каменской письмо, в котором она просила его приехать, как можно скорее в Москву, извещая, что Катерина Ермолаевна больна и очень слаба. Внизу мы находим следующую приписку самой матери: «Если можешь, друг милой мой, приезжай сам ко мне, сердце милое, я нездорова….. твое присутствие может успокоить дух мой»….
Блудов поспешил в Москву. Он нашел мать в том болезненном состоянии, от которого она уже не могла оправиться. По-видимому, это была водяная, соединенная с изнурительной лихорадкой.
В этот именно приезд свой, как сам Блудов припоминал себе, ему наконец удалось познакомиться с Карамзиным, чего он так пламенно желал. Еще в 1803 году он ездил к Жуковскому за город в село Кунцово, где, овдовев после первого брака, уединенно в маленьком домике жил Карамзин, приютивший у себя на летнее время Жуковского; но Карамзина тогда не было дома. На этот раз сам Жуковский