нельзя. Движения размеренные, пропитанные самодовольством, благодушием. Принесли ему бутылку вермута, этого портвейно-полынного вина – помогает от лихорадки – и спиртовку-машинку для закуривания длинной, вроде лучинки, черной сигары, «вирджин»[182]; падре достал из своей широкой сутаны портсигар, выбрал [сигару], которая показалась ему лучшей, положил ее на подставку над огоньком спиртовки, чтобы обгорела, иначе не закурится, затем налил в большой фужер вермута, прихлебнул, пожевал, не торопясь проглотил, вперив взор плутоватых глаз куда-то в пространство. Также не спеша закурил и перешел в поэтическое оцепенение. Медлительно выпит и второй бокал, докурена сигара наполовину, остальную затушил и спрятал в портсигар. Вынул из черного широкого пояса часики, взглянул и не спеша отправился в собор служить мессу. Я пошел за ним.
Собор весь окутан темнотой, зажжены немногие свечи, у скамейки четыре аббата уже перелистывали какую-то огромную книгу, а над ними в вышине подвешенный к своду эффектно освещен большой крест. Волной полились звуки органа, а скоро и наш подкрепившийся падре стал совершать обедню. Жизнерадостное отношение к литургическим таинствам!
Милан. Центральный вокзал. Открытка конца XIX в.
Там же около собора, под арками дворца расположился с папкой торговец старыми гравюрами. Я нашел гравюры Персье и Фонтена[183] «Римские виллы», несколько листов. Начался торг, и за 10 лир, наконец, сошлись. <Дождь перестал, солнце неуверенно проглянуло>[184]. Нужно зайти в Амброзиану[185]. Полно захватывающего интереса, в ней ведь рисунки Рафаэля, гравюры, рукописные книги. Над ними месяцами можно просидеть.
Конечно, и в старую столовую монастыря Санта-Мария-делле-Грацие, где остатки фрески «Тайной вечери» еще хранят божественную кисть Леонардо[186], приковывая к вдумчивым типам апостолов, переданных с поражающей экспрессией. <Никого нет. Белесоватый путешественник, с неизменным Бедекером в руках, недоуменно взглянул на фреску, на меня, очевидно, подумал: “Чего тут смотреть?!” И снова тишина, холодно, пахнет сыростью. На воздух!>[187].
Венеция. Пристань у площади Святого Марка. Фото конца XIX в.
А вот уголок старого Милана – Кастелло Сфорцеско[188]. Сфорца[189], вероятно, не узнали бы своей крепости, где столько было пролито крови и где художники во главе с Леонардо занимались инженерией, устраивая поостроумнее защиту герцога. Теперь так был обновлен этот замок, так реставрирован, что всё стало мертвым кладбищем, складом для археологических фрагментов. <Нарочитая недоделанность, полуразрушенные, починенные стены дают обманчивое впечатление старины, а ее-то и нет в этом замке, мало ее и во всем Милане, если не считать двух-трех церквей ломбардской архитектуры, да остатка римского портика, еще не поврежденных реставрацией. А дождь снова начался>[190].
Ночной поезд на Венецию. Еще темно, когда приезжаешь на вокзал, жандарм провожает к гондоле и спрашивает: «В какой