трансплантат, ни получить хоть какую-то функцию после пересадки. Остальные 2,0 % рассматривались, как сомнительные.
Прошли три года моей бесперспективной лаборантской деятельности в институте урюпинска. Под конец все, до последней санитарки, понимали, что вляпались и что скоро нас разгонят. Всё! Гасите свечи. И что держать ответ придется ТиТиПи и немножко Дарвин. И знали – перед кем. Тихон нервничал, кричал. Мы продолжали работать по инерции. И толкли воду в ступе, без надежды, что случится структурирование. И ворчали что-то под нос. Я называла это the grumbling of the lambs – ворчанием ягнят.
Заведующий операционным блоком Лэба, бывший лучший, но опальный хирург с волшебными руками, изгнанный за пьянство из институтской клиники, терзаясь похмельем, перешел на утренний режим приема спиртного. Однако, как бы ни был пьян, никто в институте не оперировал лучше. И в клинике тоже. Он накладывал сосудистые анастомозы при трансплантациях у маленьких биглей без микроскопа и специальных инструментов. И анастомозы никогда не тромбировались, и не кровоточили.
По слухам, его бы еще долго терпели в клинике. Но однажды он выполнял уникальную по технической сложности показательную операцию по удалению тромба из arteria pankreatika y тучной семидесятилетней женщины с острым панкреатитом. Удалив тромб и восстановив кровоток по сосуду, не стал ждать, когда ассистенты зашьют рану Утомленный спиртом и успехом тромбэктомии, мозг требовал немедленной разрядки. Презрев чужеземную делегацию, в присутствии которой проходила операция, он начал колбасить. И наколбасил такого, что лучше не вспоминать. Только тогда ему было все по фигу. Выпустив пар, разлегся на полу подле больной, уложив мозг вместе головой на окровавленное операционное белье, и захрапел, наплевав на обстоятельства…
Его бы, наверное, простили и в этот раз. Но ассистенты, зашивая брюшную полость, оставили в глубокой ране – намеренно или случайно – картонную коробку с атравматическими иглами «Made in France» Больная умерла на пятый день от разлитого перитонита.
В Древнем Риме, если пациент умирал во время операции или сразу после, врачу отрезали руки. ТиТиПи резать руку хирургу не стал. Он просто прогнал его из клиники, наплевав на уникальный хирургический талант, на профессиональное умение в игре на скрипке… Ради этого последнего он часто звал хирурга к себе по выходным на домашние музицирования.
Дарвин говорила, что среди множества фанатичных забав Тихона, любовь к классической музыке была одной из самых невинных. По выходным он собирал у себя в доме струнный квартет из институтских ученых, в котором второй скрипкой выступал опальный стрелок. Сам ТиТиПи предпочитал виолончель и по слухам славился удивительным умением. Я плохо разбираюсь в этом.
На альте играл урюпинский священник, по прозвищу отец Сергий, до боли похожий на своего толстовского тезку. По совместительству – доктор биологических наук, профессор Козельский, заведующий лабораторией сравнительной генетики поведения.