Андрей Рубанов

Финист – ясный сокол


Скачать книгу

песню, прочитать быль, откричать глуму – всё есть охота, преследование восторга.

      И я отправился к дверям кузнецова дома, постучал осторожно, согнутым пальцем, и спустя малое время дверь открылась, словно меня ждали.

      Обе старшие сестры стояли за порогом, обе – с ножами в руках, бледные и решительные.

      – Позовите Марью, – попросил я шёпотом.

      – Пройди, – ответила средняя и отошла вбок.

      Я вошёл.

      Дом был огромный и сложно устроенный. На глаз, он был собран уже как лет сто, из громадных, в полтора обхвата, небрежно обтёсанных – теперь так не делают – брёвен. В передней части – горница, очаг из мощных, чёрных от копоти валунов, от них ещё исходил тонкий ток тепла: дрова жгли совсем недавно; над очагом – широкий дымник, по стенам в два ряда – полки с посудой. В задней части – три особных хоромины, разделённых перегородками из более тонких брёвен. В таких домах всегда очень сухо и нигде не бывает ни пятнышка плесени. Мох, которым были на совесть пробиты щели, высох и омертвел задолго до рождения сестёр и обратился в белёсые, тут и там торчащие пучки волокон.

      Густо пахло земляным прахом.

      Свет давал единственный глиняный жирник, стоявший в середине большого, чёрного от времени стола.

      В ближнем углу, в плетёном заплоте из ивовых прутьев, проснулся новорожденный козлёнок, зашуршал соломой и снова заснул: детёныши животных сразу чуют чужаков.

      И вот: увидел я, что пол в доме, забранный старыми, потемневшими полубрёвнами, был сплошь исчерчен охранительными рунными ставами, нарисованными углём и кровью: здесь были руны-берегини, и руны крови, и руны воина, и родовые, тайные руны неизвестных мне очертаний. И я оробел шагать прямо по знакам, двинулся вдоль стены, обочь, и прошептал про себя заклятие от нижних богов и их присных: «Щур меня – щур меня – бери небо – не бери земля» – и глубоко подышал носом, чтобы воздух – главное питание человека – наполнил меня верой в правду того, что я задумал.

      Средняя сестра показала мне подбородком на дверь Марьи.

      Я постучал в дверь.

      Марья открыла. Увидев меня, подняла брови.

      Она ждала другого гостя, и это понимание наполнило меня горечью.

      Разумеется, она про меня уже и забыла.

      – Кто тебя впустил? – спросила она негромко.

      – Твои сёстры, – ответил я. – Дело важное. Надо поговорить.

      – Войди, – сказала Марья. – Пить хочешь? Есть?

      – Ничего не хочу. Я ненадолго.

      Её хороминка была мала размерами: кровать, да стол, да обтянутый кожей сундучок с девичьим добришком, да короткая полка, где сидела в одиночестве соломенная куколка-мотанка, облачённая в лоскутное платье: у каждой девки в комнате всегда есть такая куколка, любимая, сохранённая в память о цветном детстве.

      Имелись тут и признаки достатка: пол сплошь устилали мягкие овчины – такое я видел только в богатых теремах, – а посреди стола отсвечивало медное блюдо с искусной чеканкой по краям; и горка свежей земляники лежала на том блюде. Слёзы навернулись мне на глаза: в моей родной селитьбе землянику ели только