Снегирев влез на вращающееся кресло, закрутил рычаг маховика. Башня с легкостью поддалась, разворачивая пулеметы в направлении кинотеатра, откуда в полный рост, не прячась, безнаказанно расстреливали его бойцов враги. Не американцы, не афганские «духи», не немцы или турки, а свои собственные граждане, россияне.
– Вр-р-решь, не возьмешь!!!
В остервенении нажал на спуск. Посыпались гильзы, но, оглушенный яростью, полковник не слышал ни звона падающих гильз, ни грохота очередей.
Он еще стрелял, когда в машину угодила вторая граната…
Боль в животе вернула его в сознание. Полковник Снегирев видел себя словно со стороны, обвисшим на руках бойцов. Среди них сквозь мутную пелену узнал и прапорщика Пашкова. Должно быть, он его и спас, успев вытащить из машины до того, как та сгорела.
В зимнем ночном небе холодно поблескивали звезды.
И в какой-то момент происходящее показалось нереальным, недоступным для разума. Ночным кошмаром, который обязательно улетучится с лучами восходящего солнца, сценой из голливудского блокбастера. Но мучительная боль заставляла поверить в реальность.
Это был не сон, и что случилось, то случилось. Он ранен, и ранен скверно. Даже полковников, случается, ранят и убивают.
От кровопотери кружилась голова, но полковник пытался вспомнить, что произошло. Последнее, что он запомнил, – это полный едкого дыма бронетранспортер. А перед этим…
Его снова вырубило, и, видимо, на этот раз ненадолго. В память врезались звучные удары – Пашков разнес очередью дверь подъезда, высадив остаток магазина в то место, где обычно крепился замок новомодного домофона. Потом затащил его в квартиру.
– Его надо перевязать! – звенел в ушах голос прапора. – Он же кровью изойдет.
Потом полковник чувствовал неловкие, причиняющие боль прикосновения. Его неумело перебинтовали, вкололи промедол. Наркотик подействовал, горячая волна обволокла его, закружила голову, потолок вдруг стронулся, и комната завертелась в дьявольском хороводе.
Затем до него донеслись разговоры.
– Рядовой Еремеев…
– Танкист?
– Так точно. Из 131-й «сводной» бригады, трищ прапрщик! А медаль аль орден за полковника дадут, ежели вытащим?
– Угу… Ты сперва вытащи, – басил Пашков. – У тебя хоть документы есть, чтобы знать, куда весточку слать, если убьют?
– Никак нет. Ротный собрал, трищ прапрщик!
– А как хоть зовут ротного твоего?
– Не знаю. Нас ему первого передали, аккурат в Новый год. Не успел запомнить.
– А где он сам?
– На «Минутке» сгорел, трищ прапрщик…
Пашков что-то спросил.
– А что я мог, трищ прапрщик, – словно оправдываясь, ответил рядовой. – У нас все приборы сгорели. Я ж не знал, как с этим делом шурупить. Меня в учебке только ать-два-ать-два гоняли да полы заставляли мыть вместо дедов… Досыта не ел… Какая ж тут учеба-то?
– И чего?
– Ну я все и сжег. Связи нет… Ночной прицел отказал. Работать