её забыть о каких-либо развлечениях. Она сумела простить себя за «ошибку», в отличие от её родителей, не упускавших возможности ткнуть дочь лицом в её же глупость. В тот день всё сложилось так, будто сама судьба хотела их встречи. Мать была в хорошем настроении, так как пьяный отец заснул раньше обычного и до утра уже не придётся опасаться его криков и тяжёлых кулаков. Благодаря этому Наташа легко уговорила её присмотреть за малолетним Борькой, «последствием собственной дурости». Наташе даже не испортило настроение то, что по сравнению с Танькой, подругой со школьных времён, она выглядела не очень презентабельно в своём платье грязно-коричневого цвета с непонятным узором и наброшенной на плечи жёлтой кофточке. Зато причёска была на высоте, чего не скажешь о подружке. Природа наградила Таньку мышиного цвета волосами, которые к тому же были очень редкими. То ли дело её густые и вьющиеся волосы, длиной по самые лопатки. Они могли быть каштановыми в сумерках и почти красными на солнце, но круглосуточно вызывали зависть подружки.
Повторная попытка изменить положение тела, вызвала резкую боль в паху. Ощущение было такое, будто в неё воткнули множество острых иголок и потянули одновременно в разные стороны. Наташа накрыла ладонью свой многострадальный «срам» и тихонько застонала. Словно в ответ на это, дверь резко распахнулась и с громким стуком врезалась в стену.
– Очухалась, перепуганная? Дай-ка гляну.
Акушерка, врезавшая ей по лицу, на секунду замерла на пороге и тут же двинулась к покрасневшей Наташе, предположившей, что её манипуляции руками не прошли мимо глаз злобной бабы. Она нависла над ней, как жуткий призрак прошедшей боли и потребовала раздвинуть ноги. Когда Наташа замешкалась, бабища с глубоким вздохом, показавшим как ей осточертела эта работа, сама задрала ей больничный халат и ночнушку с большими штампами, на которых был указан номер роддома. Она двумя пальцами зацепила и потянула в сторону пелёнку, зажатую ногами Наташи. Кровавый рисунок, почти полностью закрасил больничные метки на ней. Наташа успела подумать о том, что эти штампы – самое глупое и отвратительное, что она видела в этой больнице. Акушерка наклонилась так низко, что её дыхание коснулось внутренней поверхности бёдер роженицы.
– Ага, – глубокомысленно произнесла она. – Ну… Повезло тебе, деточка. Порвалась ты сильно, конечно. Я тебя заштопала, как умею, а штопаю я хорошо, не сомневайся. Будешь, как целка.
Засмеявшись собственной шутке, она воткнула новоиспечённой девственнице свежую пелёнку между ног, которую как фокусник достала будто из воздуха. Наташа удивлённо моргнула. Использованная кровавая тряпка была брезгливо брошена на пол.
– Сейчас санитарка приберёт.
Акушерка уже взялась за дверную ручку, когда Наташа решилась, наконец, спросить:
– Простите, я хотела уточнить. У меня…дочь?
– Орать надо было меньше, – буркнула баба и, бросив взгляд через плечо, добавила: – Девочка, вес три пятьсот, рост пятьдесят сантиметров.