что-то зашептала в черное ухо.
– Три литра, – сказал Джон, освобождаясь от цепкой руки Василисы.
– Литра хватит!
– Два литра варенья и яблоко! – Джон сорвал с ветки над Василисой яблоко и вскочил:
– Я мигом!
– Рубашку-то оставь, – сказала Василиса, – что туда-сюда таскать?
– Верно, – Джон положил рубашку на скамью и быстрым шагом скрылся за кустами смородины.
– Дзинь, – звякнул колокольчик у калитки.
На крыльцо вышел Иван. Василиса оглянулась на него и переложила рубашку Джона на другой конец скамейки.
Иван подошел, сел рядом.
– Раскраснелся-то как, – сказала Василиса, доставая расшитый платок и вытирая лицо Ивана.
– И глаза-то совсем осоловелые. Тяжко?
– Тяжко, – вздохнул Иван, – осоловеешь тут. На Бате лица нет. Даже Прохор молчит. А Марья Моревна ничего, держится.
– Мы, бабы, такие – стойкие, – сказала Василиса, – хочешь попробовать?
Иван с минуту молчал, потом встал:
– После попробую. Пойду, разомнусь.
Иван пошевелил плечами и ушел в сторону сарая.
Василиса сунула ложку в котел, попробовала варенье, и пару раз стукнула ложкой по краю, убавляя температуру. На каждый удар котел отвечал: "Понял, не дурак".
Со стороны сарая раздались удары и треск раскалываемых поленьев. Оттуда, как большие мыши, прыснули по дорожкам огородники и ВУмники. Один из них бежал вприпрыжку, почесывая на ходу то место корпуса, которое было обращено в этот момент назад.
Василиса вздохнула и с тоской в серых глазах снова оглянулась на окна дома.
Так прошел час.
Но когда от сарая перестал доноситься треск, и вместо него размеренные "вжик", "вжик" дали понять, что Иван обретает постепенно душевное равновесие, колокольчик у калитки снова звонко сообщил о том, что миг, про который сказал Джон, уходя, наконец-то закончился.
В этот раз в курчавых волосах Джона застряли куски водорослей, а с уха свисала желтая кубышка.
Джон запыхался. К тому же на его локте красовалась свежая ссадина.
– Где ободрался-то? – спросила Василиса.
– По дороге на дуб лазил, котенка снимал. Забрался, глупый, от собак, а слезть боится. А тут цепь еще без присмотра – качается, вызванивает, то ли "Свадебный марш", то ли "Марсельезу". Он сидит, мяучит, совсем разжалобил.
– Про цепь надо в ПрофСказ сообщить. Недогляд у них. Что за "Марсельеза"! Где это видано, чтобы русские цепи на иностранный манер звенели? Недогляд! – сказала Василиса.
– Сообщи, сообщи, только давай сначала уговор исполни. Только у меня банок нет, на твои рассчитываю.
– С холостой жизнью пора заканчивать, – ответила Василиса, – банок у него нет. Известное дело, откуда у русалок банки. Цветочки все, забавы.
– Да ладно, уж. Марья Моревна прохода не дает, так и ты еще туда же!
– Ну, ладно, так ладно. Принес?
– Принес, – ответил Джон и вытащил из кармана небольшой плоский пузырек.
Василиса вытащила пробку, понюхала:
– Тиной воняяет!
– А