Бескрайние поля и равнины, непроходимый лес, полевые цветы, редкие деревушки и берёзы, берёзы, берёзы. Хоть и, говорят, богатая страна, но дороги у них ужасные. А кое-где их вообще нет. Разбитая колея, размытая дождями, называется здесь трактом. Жена стонала весь путь. Жарко, душно, а к вечеру ливень поливает каждый день. Возок трясло на ухабах нещадно. Никакие рессоры не помогали. Ганс перекрестился и поцеловал нательный крест. Как бы чего не случилось с животом, как бы не скинула ребёночка. Господи, помоги!
Оружейник запрокинул голову. Небо, тяжёлое, напряжённо-серое, затрещало, как малая одежда по швам. Вспышки молний озарили всё пространство вокруг. Что-то страшное ударило рядом. Ганс присел. Привстал, оглянулся, в возок ударила молния. Огненная стрела прилетела с небес. Наказание Господне? За что? За сломанную ногу сынка главного оружейника? Размышлять не было времени. Возок с женой и поклажей загорелся.
Роженицу удалось спасти. Уложил-усадил её на обочине. Дышишь? Да. Подбежали попутчики, помогли вытащить скарб. Лошадь распрягай! Инструменты спасайте! Тащи, тащи! Тряпьё наживем, пущай горит.
Глядь, а жена уже с ребёнком на руках. Женщины вокруг них кудахчут, охают, ахают, умиляются.
– Живой? – спросил Ганс, а самому страшно.
– Живая, – ответила жена. – Дочь у нас родилась.
Оружейник с замиранием сердца взял малышку на руки. Красный комочек, спелёнутый в чью-то белую рубаху, устало зевнул беззубым ротиком. Незнакомое чувство накрыло отца. Нежность? Губы растянулись в улыбке, глаза увлажнились.
– От огня и молнии рождённая, гутен таг, доченька. Назову тебя я Агния. Ты не против, дорогая?
Жена лишь счастливо улыбалась. Агния так Агния. Первый живой ребёнок родился. И где? В дороге, в поле, посреди русских берёз, и никаких повитух. Чудеса.
Немецкая слобода в Москве порадовала. Как будто и не было этих тысяч вёрст пути по бездорожью. Кусочек маленькой культурной Германии в дикой варварской России. Аккуратные домики, построенные ещё при царе Алексее Михайловиче, сады и цветники, чистые прямые улицы, голландские мельницы, французские мануфактуры, Лютеранская часовня. Немецкая слобода – не совсем и немецкая. Кого тут только нет – голландцы, шотландцы, французы, испанцы, лифляндцы. Говорят, сам царь Пётр Алексеевич до сих пор сюда наведывается, а в отрочестве не вылезал со двора Монса, с дочки его глаз не сводил. Но там всё плохо закончилось.
Ганс Хельмшмидт – не лентяй и не дурак. Он быстро освоился в московском царстве. Нашёл помещение в нужном месте, договорился с ростовщиками о ссуде, добыл инструменты и сырьё, открыл оружейную мастерскую. Лучшую в Москве!
– Тчего исфолите, боярррин? – спросил оружейник на ломанном русском у дядьки в смешной шапке.
Трудные слова – боярин и оружейничий. А что делать, язык-то учить надо. С клиентами нужно говорить на одном языке. А это – постоянные посетители лавки, ведали о царском оружии и оружейных запасах.
– Заказ мой готов ли? – важно спросил боярин, уперев