я ему заплатила, а вот убрался ли он – это пока вопрос.
Из Вышни я привезла несколько передников с новой модной вышивкой – передник все же не платье, его можно продать и меньше, чем за злотек, без ущерба для репутации. Все передники мигом разошлись в базарный день, а с ними и носовые платки, которые я тоже купила в Вышне. Одна женщина из деревенских спросила, собираюсь ли я в Вышню в ближайшее время – может, я могла бы выручить хорошие деньги за ее пряжу. До сих пор меня ни о чем таком не просили. Предпочитали без нужды не иметь со мной дела, кроме как купить у меня подешевле да продать мне подороже. Раньше, не найдя покупателя на нашем рынке, эта женщина обратилась бы к кому-то из возчиков – к Олегу или к Петрасу, – чтобы отвезли ее пряжу в город. Но последние несколько лет из-за долгих холодных зим шерсть у овец и коз росла густо, и цена на нее упала. Так что возчики вряд ли выручили бы много.
А пряжа у этой женщины была лучше, чем у других, – мягкая, толстая. Шерсть она старательно вычесала и промыла, это было заметно, и спряла аккуратно. Я помяла нить в пальцах, и тут мне припомнилось, что дедушка весной собирался отправить кое-какой товар вниз по реке, на юг. Он для этого нанял баржу. Груз он хотел обложить соломой для сохранности, но ведь солому можно заменить шерстью, а ту потом продать на юге – там ведь нет таких холодов и шерсть стоит дороже, чем у нас.
– Принеси мне образец, чтобы я взяла с собой, когда поеду в город, – сказала я женщине. – Много у тебя товара?
У нее оказалось всего три котомки. Народ вокруг прислушивался к нашей беседе. На рынке многие продавали шерсть по дешевке, а то и вовсе обменивали на еду – низкие цены всех поджимали не на шутку. Я не сомневалась: выйди я на рынок и заговори с этой женщиной в людном месте – ко мне потом многие подойдут пошептаться.
Когда настало время возвращаться домой, я уже была твердо уверена, что недавно ездила в Вышню только по своим делам – за товаром на продажу. За мной брели на привязи три козы – они мне достались по сходной цене из-за того, что шерсть нынче подешевела. В голове у меня зрели новые планы: я попрошу дедушку на мою выручку за шерсть купить на юге платьев, чтобы они выглядели немножко по-заграничному, а я продала бы их в Вышне и на нашем рынке.
Вечером на ужин у нас был румяный жареный цыпленок и обильно политая жиром морковь. В кои-то веки мать ставила на стол вкусную еду и не смотрела на нее как на смертоносную отраву. Мы поужинали. А потом Ванда отправилась домой, а мы с родителями уселись у очага. Отец, беззвучно шевеля губами, читал про себя новую Библию, которую я купила ему в Вышне. Мать вязала тонкое шелковое кружево – такое, наверное, хорошо смотрелось бы на свадебном наряде. Золотой отсвет падал на их лица – такие добрые, такие усталые, – и на мгновение я ощутила, что весь мир замер в покое и счастье, что я достигла чего-то такого, о чем прежде и не мечтала.
И вдруг раздался стук в дверь – тяжкий, могучий.
– Это, должно быть, Сергей, – произнесла я, откладывая шитье и вставая. Но отец с матерью даже