того, империей Россию сделали скорее уж земли татарские и сибирские, – флегматично добавил Игнатьев.
– Не важно, – отмахнулся Великий князь, – польскому взгляду видится одно: что Россия заняла место, Богом предназначенное Польше. Это именно вера, подогреваемая дедовскими рассказами, проповедями в костелах, и есть уголь, питающий пламя восстания.
– То есть получается, – осторожно сделал я вывод, – что мы воюем с польским народом?
– Отнюдь, – усмехнулся Константин, – мы воюем именно со шляхтой и теми, кто считает себя наследниками таковой. В польском обществе раздел между шляхтой и холопами даже глубже, чем между русским дворянством и крестьянством. Если шляхта выше всего превозносит мифы I Речи Посполитой и восстание Костюшко, то польские холопы могут думать лишь о хлебе насущном. Панские мечты для них означают лишь еще большую нищету и бесправность. Ты выбрал верный курс, мой мальчик, – обратился он ко мне. – Если русское правление даст польским крестьянам то, чего они больше всего жаждут, – землю и волю, то не будет у тебя более надежного союзника против польской шляхты.
– Ваше Высочество, – вступил в разговор Игнатьев, – вы прекрасно изложили ситуацию в Царстве Польском, но не озвучили меры, которые считаете разумными в нашей ситуации.
– Да, да, – присоединился я к нему, – дядя, должен же быть способ окончательно примирить поляков с русским правлением?
Великий князь надолго задумался. Мы с графом напряженно ждали его ответа.
– Наши враги – шляхта и ксендзы, – нарушил наконец молчание Константин, – они непримиримы и никогда не признают нашу власть. Найдем способ избавиться от них – замирим Польшу навсегда. Однако как это сделать…
– А может быть, опустим польское дворянство до положения крестьян? – высказался я. – Шляхта и ее гонор растворятся в массе польских холопов, которых, как вы сами сказали, мы сможем привести на свою сторону.
– Не годится, – покачал головой Игнатьев, – тогда мятежные настроения уйдут глубже, вниз, в крестьянство польское.
– Да, идея не годится, – подтвердил Константин, кивая, – но зерно истины в ней есть, – задумчиво заметил он.
– А что, если отменить для польской шляхты дворянские привилегии? – снова высказался я. Идея «раздворянить» поляков мне понравилась своей простотой, не хотелось так просто от нее отказываться. – Мы оставим шляхту как сословие, и она не будет смешиваться с крестьянством, однако мы уберем знак равенства между русским дворянином и польским паном. Дворянином будет лишь тот, кто ныне находится на русской службе в чине, позволяющем претендовать на это звание. А если совместить эту идею с идеей конфискаций, – понесся я дальше, спеша ухватить вертящуюся в голове мысль за хвост, – отказав шляхте в дворянстве, мы тем самым лишаем ее права распоряжаться землей и холопами, которые должны отойти под нашу руку[11]. Что скажете?
Мои собеседники обменялись