пытались отправить домой и врачи, и приехавший Фишер, но он не слушал никого. Леону потребовалось больше суток на то, чтобы его мозг начал нормально функционировать и сознание окончательно вернулось к нему. И всё это время Дориан оставался в клинике: не спал, не ел, не пил, не присел ни на минуту, даже не курил, боясь что-то пропустить, хоть очень хотелось от нервов, рыбкой на сковородке прыгал около дверей отделения, потому что от палаты его отогнали, чтобы не мешал медперсоналу.
Когда к нему вышел доктор Вальтер и сообщил, что он может зайти к Леону, Дориан опрометью бросился в палату к близнецу, не слыша больше ни единого слова мужчины. Сердце билось с опасной скоростью, а после, когда он остановился на пороге палаты, замерло в груди. Там, на кровати лежал Леон. С открытыми глазами. Лежал и вопросительно смотрел на него.
Губы Дориана растянулись в глупой и самой счастливой улыбке. В груди искрило от тысяч и тысяч слов, которые он хотел сказать близнецу. Но Леон его опередил.
– Ты тоже мой доктор? – спросил он.
Дориан в неподдельном удивлении поднял брови, под рёбрами засело сосущее ощущение дурного предчувствия, но до мозга оно ещё не доходило.
– Леон, ты прикалываешься? Я твой брат!
– Брат, значит… – задумчиво проговорил старший. – И ты здесь работаешь врачом?
– Каким врачом?! Я певец! В смысле, солист в нашей с тобой группе.
– Так я тоже музыкант?
Дориан открыл рот и снова закрыл, слова внезапно застряли на подступах к горлу; сознание отчаянно сопротивлялось тому, что становилось всё более очевидно.
– Леон, прошу тебя, скажи, что ты шутишь, – с мольбой произнёс младший. – Ты же помнишь меня?
Леон повернул голову чуть вбок, окинул его изучающим, усталым взглядом.
– Не помню. Но, наверное, должен.
– Ты же просто шутишь, да? Пугаешь меня?
– Ты странный…
Леон попытался лечь удобнее и поморщился от боли в затёкших мышцах и не до конца сросшихся костях.
– Тебе больно? – мгновенно переключившись, участливо спросил Дориан, подошёл к постели старшего.
– Очень неприятно, – Леон вновь поморщился. – Можешь поправить подушку, повыше поднять?
Покивав, Дориан исполнил просьбу, снова посмотрел на близнеца. Почувствовав его пристальный взгляд, старший скосил к нему глаза. Дориану так хотелось что-то сказать, как-то поддержать, но слова сплелись в плотный ком и отказывались покидать грудь. И снова Леон сам обратился к нему.
– Как тебя зовут?
Дориана этот такой простой вопрос привёл в полную растерянность. Потому что он ставил точку в его жалких попытках отрицать реальность. Леон никогда не был великим актёром, такое искреннее незнание невозможно сыграть, тем более с тем, кто знает тебя наизусть, и нельзя подделать взгляд, глаза, как известно, не врут.
– Дориан, – ответил младший, потупив взгляд.
Леон едва заметно кивнул и прикрыл глаза. Помолчав