Но не всегда это было просто сделать, далеко не всегда.
Вопреки пониманию того, что ситуация сейчас особая, Дориан бессознательно стремился разговаривать с Леоном так, будто ничего не произошло, будто тот всё помнил, как и всегда с полуслова мог понять и поддержать любую тему. Потом он вспоминал, что нужно не просто разговаривать со старшим, а рассказывать ему об их жизни, пытаться пробудить воспоминания, но всё равно он неизменно возвращался к обычной беседе. Складывалось такое чувство, что младший просто не может принять того, что близнец ничего не помнит, а главное – не помнит его, и потому упрямо пытается действовать в привычной системе координат.
И снова стало грустно, но Дориан заставил себя улыбнуться и вновь заговорил:
– Когда мы были совсем маленькие и ничем не отличались, мы часто прикалывались так с родителями – говорили, что я это ты, ты это я, а потом наоборот, чтобы вконец их запутать. В такие моменты мама всегда так мило хмурилась, она переживала из-за того, что не различает нас, а папа старательно делал вид, что всё под контролем, и что он всё понимает, в шуточной форме пытался выведать правду, но мы всегда поддерживали игру до последнего и не велись на его ухищрения. И помню, как однажды в самый неподходящий момент я закашлялся, благодаря чему родители сразу поняли, кто из нас кто, потому что кашель всегда был моей прерогативой, а ты даже простужался крайне редко. Я тогда жутко расстроился от того, что испортил всё, а ты меня успокаивал и сказал, что у нас впереди ещё много-много таких моментов, поэтому не нужно грустить.
Леон слегка улыбнулся, не поднимая взгляда от тарелки.
– Наверное, мама расстроится, если узнает, что мы их с папой снова обманули, – произнёс он.
– Наверное. Но кто им расскажет об этом? А если и расскажу, то всей правды говорить точно не буду, скажу, что у меня детство в одном месте заиграло, вот и решил так приколоться. Но ругаться в таком случае мама всё равно будет, хотя обычно не делает этого.
Остаток завтрака прошёл в той же манере: периодически повисало напряженное молчание, а Дориан всеми силами пытался поддерживать разговор.
– Спасибо, – произнёс Леон, отставив пустую тарелку, и встал из-за стола.
– Ты куда?
– В свою комнату.
Дориан понимающе покивал, и Леон ушёл. Быстро отправив грязную посуду в посудомоечную машинку, Дориан тоже пошёл на второй этаж, зашёл к близнецу. Постояв пару секунд около порога, он сел на кровать на некотором расстоянии от старшего.
– Леон, я посижу с тобой?
– Сиди.
Совершенно безразличный ответ с примесью чего-то ещё, от которого хотелось схватить брата за плечи, встряхнуть и до надорванного горла кричать: «Это я – Дориан! Твой близнец! Вспомни меня! Не делай вид, что тебе на меня наплевать!». Но нельзя. Ничего такого делать было нельзя: нельзя показывать отрицательные эмоции, нельзя делать ничего, что не направлено на поддержку Леона. Нельзя.
Глава 17
Я буду рядом, когда