подобная еда за время, проведённое в больнице, но ему нужно было соблюдать диету. И Дориан решил следовать ей вместе с братом, чтобы у того точно не было соблазнов.
Леон спустился на кухню как раз тогда, когда всё уже было готово.
– Ты вовремя! – обернувшись к старшему, с улыбкой известил Дориан. – Садись, будем завтракать.
Быстро поставив тарелки на стол, он тоже сел за него.
– Приятного аппетита, Леон.
– И тебе приятного.
Сердце сжалось от того, как Леон не мог с первого раза взять ложку, уже прошло достаточно времени, но должная подвижность к пальцам так и не вернулась.
– Почему ты на меня так смотришь? – спросил старший, заметив пристальный взгляд близнеца.
– Тебе помочь?
– Не надо, сам справлюсь, – Леон всё-таки справился с задачей и взял ложку сначала в кулак, а потом уже нормально.
В словах его слышалась уязвлённость, и это заставило Дориана потупить взгляд.
– Я не хотел сказать, что ты сам не в состоянии сделать это, – произнёс он. – Просто некоторые вещи для тебя сейчас сложны и в этом нет ничего постыдного. Я с радостью помогу тебе во всём, в чём нужно.
– Мне приятна твоя забота, но не нужно так носиться со мной, – ответил Леон, тоже опустив взгляд в тарелку, лениво мешая её содержимое.
– Иначе я не могу, – Дориан подпёр голову рукой, с улыбкой смотря на близнеца. – И ты тоже не можешь. Просто пока ты этого не помнишь. Или… помнишь?
Надежда умирает последней, надежда, вообще, бессмертна, и она заставляет задавать глупые, наивнейшие вопросы, даже если уже не раз слышал ответы на них.
– Не помню. Но я поверю тебе на слово.
– Это хорошо, – младший вновь улыбнулся. – Было бы куда сложнее, если бы ты мне не верил.
– Да, наверное… – Леон вновь отвёл взгляд в сторону.
Он делал так постоянно: смотрел на близнеца лишь мельком, избегал прямого контакта глазами, и это очень волновало Дориана.
«Почему ты на меня не смотришь?» – Дориан проглотил этот вопрос.
Не надо спрашивать. Сам ведь когда-то с отбитым видом мог часами смотреть в стену. Только Леон выглядел не отбитым, а вполне себе здоровым, если не считать загипсованной руки и лёгкой хромоты. И амнезии, конечно же. Про неё всё время хотелось забыть.
Отбросив прочь тяжёлые мысли, Дориан вновь, как в кокон, обернулся в непринуждённость и спросил:
– Лео, как тебе спалось?
– Нормально спалось.
– Это хорошо, а то я переживал, ты же сказал, что вчера плохо спал, вот я и подумал, мало ли… Но дома всегда спится хорошо.
– Если бы я ещё помнил, что это наш дом… Но кровать у меня действительно удобная, – старший слегка улыбнулся.
А Дориан ещё до этого расплылся в широчайшей улыбке, потому что Леон сказал: «Наш дом». Даже при отсутствии памяти в нём срабатывало то, что у них всё было общим, что всё не моё или твоё, а НАШЕ, потому что иначе не хочется, иначе не может быть.
На какое-то