ты можешь сказать «нет». Если тебе больно, ты можешь сказать «нет».
Фиона: Это грех, Бэй. Везде грех. За всеми дверьми. Я связана брачным обетом и люблю другого мужчину. Мужчину, который тоже связан обетом. Моя нелюбовь к мужу – грех, моя любовь к другому мужчине – грех. Моя ненависть к себе – грех. Слишком жестокие правила, не находишь? Как по ним играть? Бог говорит, что любит нас. Но сначала он заставляет нас страдать, а потом не дает никуда сбежать от этих страданий. Разве это любовь? Я бы никогда не сделала такого с тем, кого люблю.
Бэй: Такие правила написаны не Богом, Фиона. Мы сами нашли себе этот угол, сами допридумывали такого Бога. Человек извращает все, к чему прикасается.
Фиона: Вы верите в Бога?
Бэй: Я хожу в христианскую церковь.
Фиона: Ох. Это радостная новость.
Фиона: (пишет).
Фиона: Вы думаете, Он милосерден? Он же прощает. Все прощает, если раскаяться.
Бэй: Бог – это свобода, Фиона. Его главная заповедь, о которой забывают все наши ограниченные любители морали. Человек свободен. Бог любит тебя и примет тебя. Он надеется, что ты будешь жить правильно. Что не будешь совершать зла. Он ничего не требует. Вся усложненность христианской морали – от людей. Бог просит нас об очень простом: несите людям добро и не причиняйте им зла. А я дарю вам свободу.
Фиона: …Простите, мне пора.
Соединение прервано.
Дернувшись от звонка мобильного, Фэй быстро захлопнула ноутбук. На экране телефона высветились белые иероглифы: Ван Мин.
– Привет. Зачем звонишь? – Фэй недовольно вынула жвачку изо рта и прилепила к краю стола. Интересно, насколько неуместно смотрится со стороны? Всего пара движений, и вся изысканность тает, как карамель на горячей кантонской булке.
На другом конце трубки муж спрашивал про экзамены и приглашал Фэй поужинать после работы, чтобы вместе пройтись по ее конспектам за плошкой кисло-острой лапши. У Ван Мина было всего два достоинства, которые до сих пор признавала Фэй: он разбирался в китайской литературе и предпочитал японскую сеть «Адзисен рамен» лучшим ресторанам Шанхая.
– Ну пойдем, – согласилась девушка, вновь налепляя жвачку на палец. Интересно, ей хватит изящества отправить ее обратно в рот? Фэй поморщилась, не решившись на эксперимент. – Но ты платишь. А то зовешь меня только затем, чтобы набить желудок за мой счет.
Ван Мин ловко отшутился – как обычно. Нет, конечно, в конце ужина он будет настаивать на том, чтобы заплатить. Но все закончится тем, что Фэй незаметно подсунет папину кредитку. Он же нищий, этот несчастный Ван Мин, разрешить ему всерьез ухаживать за собой – значит разорить его меньше чем за месяц.
Фэй снова открыла ноутбук. Перепечатанные конспекты однокурсников, ее несистемные записи, десяток вкладок поисковика Байду: «Сяо Хун», «Чжан Айлин», «Феминизм в китайской прозе XX века», «Женские образы в литературе 30-х годов». Совершенно очевидно, что экзаменаторов будут меньше всего интересовать китайские писательницы-феминистки. Они будут спрашивать, в каком году великий Лу Синь поступил в медицинскую академию,