с яйцо малиновки каждый. Чем дольше спусковой крючок удерживался в нажатом положении, тем сильнее нарастала отдача, и пули с десятой по восемнадцатую должны были впустую уходить в небо, – однако Лебман продумал и это. Он оснастил пистолет и дульным компенсатором Каттса, и дополнительной горизонтальной рукояткой от «Томпсона» спереди: компенсатор боролся с задиранием дула вверх, передняя рукоятка предлагала второй руке резной кусок дерева с углублениями для пальцев, чтобы противостоять тому же самому уходу дула. Следовательно, можно было досуха разрядить обойму с приличной вероятностью оставаться на цели на протяжении передачи всех восемнадцати пуль, поскольку никакая сила на земле и в механике не сможет сдержать жажду стрелка к трате боеприпасов, после того как он нажмет на спусковой крючок.
Так что Лес был идеально подготовлен к тому, что ждало его впереди. Ничто не доставит такого удовлетворения, как идеальное оружие для не выполнимой без него работы.
Выскочив на крыльцо, он повернул влево и быстро пересек его. К нему устремились пули, чудодейственным образом уклоняясь от встречи с его телом – по крайней мере, он в это верил, – благодаря харизме его дерзкой храбрости и масштабам личности; и действительно, некоторые ударили совсем близко, выбивая щепки и превращая дерево в пыль, но в Леса ничего не попало, и через мгновение он уже сбежал с крыльца и устремился назад, где его вскоре поглотили заросли.
Лес был храбрым, но ему еще и везло. У него не было карты, он совершенно не представлял себе окружающую местность – ни разу в жизни не появлялся в этой части Висконсина до вчерашнего дня, когда приехал сюда вместе с Хелен и Томми Кэрролом, – и вот сейчас его хлестали отростки вечнозеленых растений и еще не оперившиеся листвой ветки кленов и вязов, но не могли замедлить его бег. Лес сразу же заблудился, поскольку ориентирование в лесу до сих пор не входило в число его умений, да и заросли в любом случае были слишком густыми, чтобы различить на небе звезды, указывающие путь. Он просто бежал. Он был молод, всего двадцать шесть лет, полон восторженного возбуждения и так упивался своей дурной славой и еще одним бегством прямо из-под носа, что ни одна ветка не смела всерьез ему помешать, и сама роща не вступала в заговор против него, уводя его закрученными тропами, возвращающимися на одно и то же место, чтобы он бежал сломя голову, не продвигаясь никуда ни на шаг.
Лес бежал, бежал, бежал. Стрельба у него за спиной прекратилась, и он то и дело озирался в поисках целей. Но не было и намека на преследователей, и когда Лесу удалось чуть успокоить чересчур обильное поглощение кислорода, он не услышал ни хруста ветвей, ни топота ног по земле, указывающих на погоню.
Вскоре чаща предложила ему тропинку, покрытую ковром сосновой хвои, а поскольку зрение Леса успело приспособиться к недостаточному освещению, он чувствовал себя так же уверенно, как в переулках Чикаго, в которых вырос. Успокоившись, замедлил свой бег, перейдя