сидеть с ним за казёнными столами напротив друг друга, и мы вышли в коридор.
Этот коридор разрезал этаж пополам. Он был серый и тусклый. Белые, в дырочках, звукопоглощающие щиты на потолке, лампы дневного света, влево и вправо одинаковые двери. Из дверей то и дело вылетали люди и устремлялись в другие двери. Это был главный проспект учреждения, главная бюрократическая улица с двусторонним движением. Навстречу нам, постукивая каблучками, проходили секретарши начальников с высокомерием во взгляде; торопились к лифтам деловые мужчины, на ходу рассказывавшие друг другу истории своих борений, подвигов, успехов; женщины несли в руках вместо младенцев папки; прошёл вдруг угрюмый слесарь в синем замасленном комбинезоне и c гаечным ключом в огромной руке…
Мы шли неспешно в один конец, до самой стены, потом поворачивали и шли в другой, мы проходили сквозь треск печатных машинок, трезвон телефонов, гул голосов. Мы гуляли.
Мелькание бессмысленных для нас лиц и звуков, серый свет коридора – всё это окружало, но не касалось нас. Кружилось вокруг нас, как медленная чужая Вселенная. Мы были как в коконе. Два чудака, два мечтателя и читателя, два любителя подробностей, знавшие мир по книгам. Я даже не знал, правду ли он говорит или пересказывает мне какую-нибудь историю, вычитанную им в замысловатой французской книжке. Какая разница?
– В скором времени, – сказал он, улыбаясь своей приятной, мягкой, всегдашней улыбкой, – я получил квартиру в «советском доме». Трёхкомнатный роскошный апартамент с балконом и огромной ванной. Пол, как положено, кафельный, он приятно холодит ноги, даже зимой в Лаосе плюс пятнадцать, а потолок из красного дерева. Дело в том, что в Лаосе все лавки, сараи и виллы строят из красного дерева, – сказал он, заметив мой недоумённый взгляд. – Последний бедняк, хозяин развалюхи на окраине Вьентьяна – обладатель штабелей красного дерева, а оно, между прочим, стоит на мировом рынке тысячу долларов за кубометр… Ничего, что я отвлекаюсь на детали? Выходит вроде бы история без сюжета, из одних деталей… Он засмеялся и в воздухе рядом со своей головой нарисовал маленькой рукой витую замысловатую траекторию.
Я пылко заверил его, что он имеет дело с ценителем деталей, что деталей в любом рассказе мне всегда как раз хочется узнать как можно больше… что касается сюжета и психологии, то на эти реликты классической художественной литературы он может не обращать внимания. Я уже давно заметил, что всё, изображенное в классической литературе, не имеет никакого отношения к моей жизни, в которой нет сюжета и почти нет психологии…
– Очень хорошо, – он улыбнулся в свою аккуратную русую с рыжиной бородку, не в силах скрыть удовольствие от моих речей. – Я полностью разделяю ваши взгляды.
Мы обменялись рукопожатиями. Он продолжал.
– Кстати, ещё о Лаосе… Лет за десять до того, как я приехал в Лаос, эта страна была тылом американцев,