как бы в никуда: «Опять приживалки в дом повадились…» Когда Татьяна протестовала, Анатолий еще больше раздражался: «Хотите видеться – можешь ходить к ней, а у нас богадельню устраивать нечего!..» Странное дело, Анатолий как будто мстил матери Татьяны, но за что? Даже не мстил, а вымещал на ней все плохое, что накапливается в любой жизни за долгие годы…
Татьяна вернулась к себе в комнату. За столом сидела Наталья, читала книгу. Подняла глаза.
– Не ушли еще эти? – С каким презрением произнесла она последнее слово – «эти»!
– Нет еще, не ушли. – Татьяна села в кресло, вытянув ноги, в тяжелом изнеможении сложив руки на подоле халата. Как она устала от этого бесконечного, унизительного ожидания. Почему она ждет? За что ей эта кара? Почему не может отвлечься, забыть, плюнуть на все? Или на самом деле она такая беспросветная дура?
Татьяна сидела, Наталья читала, Андрюшка спал, а в коридоре был слышен громкий прощальный разговор, глупые слова, шутки, требовательный бранчливый голос Надежды, скоморошье пенье усатого: «Ах, Надя, Надя, Надя…» Потом щелкнул замок, все стихло, Надежда заглянула к ним:
– Спать пойдешь? – это дочери.
Наталья, ни слова не отвечая, поднялась из-за стола, небрежным движением подхватила книгу (Андрей Платонов. «В прекрасном и яростном мире») и демонстративно-гордо прошла мимо матери.
– Спокойной ночи, Тань! Спасибо за приют! – сказала Наталья на прощание.
– Ишь, уколоть хочет, – дурашливо покачала головой Надежда. – Мол, в своей комнате жизни нет, а здесь – пожалуйста, всегда приютят. Ведь глупо, Тань?
– Глупо, – коротко согласилась Татьяна, лишь бы поскорей остаться одной.
Но Надежда, кажется, уходить не собиралась; опять приблизилась к кровати Андрюшки, постояла рядом с ним, склонив голову в умилении. И опять, как совсем недавно, опустилась вдруг на колени, гладила его голову, шептала какие-то глупые пустые слова…
«Нет, я ничего не понимаю, – думала Татьяна. – Я сойду с ума. Я больше так не могу…»
И когда в дверь позвонили, резко, требовательно, она буквально бросилась из комнаты, так велико было в ней напряжение: еще немного, казалось ей, и она в самом деле могла сойти с ума.
– Вы будете Мельникова? – В дверях стояла почтальонка.
– Да, я, – кивнула Татьяна. «Господи, что еще», – тут же пронеслось в ней.
– Вам телеграмма. Распишитесь.
Татьяна расписалась; мягко, как будто не торопясь, закрыла дверь; распечатала телеграмму:
ВЫЛЕТЕЛ СРОЧНУЮ КОМАНДИРОВКУ
БУДУ ДНЕЙ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ
И хотя Татьяна знала: вряд ли все это правда, ох вряд ли, на душе у нее стало легче; уже потому легче, что теперь было ясно, что ждать Анатолия не нужно, нет смысла, и значит, незачем мучиться, изводить себя напрасными и глупыми мыслями. Что бы ни было – ждать теперь бессмысленно. И с этим отчетливым пониманием Татьяна вошла в комнату.
Странное дело, Надежда продолжала стоять на коленях перед кроватью Андрюшки и, кажется, плакала.