Ник тебя жде-е-ет… знаешь, знаешь, Яшка… – Ник-Палыч прицокивал языком, особенно когда взглядывал на Аню, а двое еще совсем молодых рыбаков-ребятишек, помощников старого рыбака, смущенно отводили от нее глаза – никак не ожидали сегодня увидеть гостью в своих краях.
Яша носил в то время бороду; в брезентухе, в сапогах, он как-то сразу оказался близок рыбакам. Если что, они обращались прямо к нему, тем более что и старый Ник был его давним знакомцем, дружил еще с отцом Яши. Яша был из местных, редкий теперь уже человек в этих краях.
Уха побулькивала в дымном, в деготь, ведре, языки пламени лизали жирный, сплошь в золотистых кружках навар стерляди, которую бросили в самый последний момент, уже после сырка. Из-под золотисто-янтарной пенки темными гребешками выглядывали спинки стерляди, поматовевшие, исходящие розоватой прослойкой жира. Тонкий наваристый запах щекотал ноздри, сами собой текли слюнки, не было сил сдержать их…
Старый Ник деревянной расписной ложкой нырнул между спинками стерляди, зачерпнул из глубины, посмотрел на свет.
– Хороша, у-ух хороша! – причмокнул и сделал пробу, смешно вытянув губы и дуя по-стариковски осторожно на бульон, тающий золотым отблеском.
– Ваньша, давай! – скомандовал одному из помощников.
Ваньша, тот что поменьше ростом, белобрысый, выгоревший на дневном солнце до блестящей голубизны глаз на темно-коричневом лице, бросился к шалашу. Старый Ник деревянным же черпаком вылавливал стерлядь и раскладывал по мискам. Бульон положено пробовать чуть позже, после стерляди, отведать которую в любые времена считалось царской роскошью. Рыбакам-любителям вылавливать ее в Оби запрещено, ну а промысловики – те ни у кого не спрашивают, когда надо – тройку-другую стерляжки всегда найдут на ушицу.
– Давай, давай, царька попробуй… – приговаривал старый Ник, поглядывая на Аню. – Юшку потом хлебать будешь. Слушай старого Ника… – Не зря говорено – тает рыба на губах: стерляжье мясо – точно – таяло во рту, исходило текучим нежным жирком. А вкус… ничего похожего никогда в жизни не едала Аня, тут и особая сластинка, и какая-то непривычная для рыбы тягучая размягченность плоти.
– А что, как рыба ловится? Меньше, больше? – По рукам у Кольши тек жир, а глаза были счастливые, совсем детские, наивные, и смотрел он на Ник-Палыча уважительно.
– Откуда больше быть? Ты что ловишь, нефть ловишь? – с прищуром хитро ответил старый Ник.
– Нефть ловлю, – рассмеялся Кольша. – В точку попал.
– Слушай, а когда нефть переловишь, чего делать будешь? – покачал головой старый Ник.
– Что, Ник-Палыч, – пробасил Яша, – думаешь, пропала рыбка-то?
– Меньше рыбы, ой, Яшка-а… рыбы мень-ше-е…
– Ну, а прогресс – куда его девать? – каким-то самоиздевательским тоном не спросил, а будто утвердил Яша.
– Кушай, пробуй царька, – приговаривал старый Ник, поглядывая на Аню. – Сказку потом слушать будешь… бай-бай… бай-бай-бай… – И смеялся по-остяцки заливистым, высоким, почти младенческим смехом.
Ночь