«Джоан Смит».
– Вы позволите мне обращаться к вам «Роза»?
– Да, пожалуйста. В конце-то концов, это же мое имя. Родная дочь говорит мне «Роза», так что и для вас не вижу препятствий.
Доктор Гомес посмотрел на меня с улыбкой.
– Вы обращаетесь к матери «Роза»?
За три дня мне уже вторично задавали этот вопрос.
– Да, – коротко сказала я, как о чем-то несущественном. – Можно спросить, доктор Гомес: а как нам с мамой следует обращаться к вам?
– Спрашивайте. Поскольку я консультант, меня принято называть мистер Гомес. Но это чересчур официально; нисколько не обижусь, если вы будете говорить мне просто Гомес.
– Так-так. Это полезно знать. – Мама подняла руку, чтобы проверить шпильку, на которой держался узел волос.
– Вам шестьдесят четыре года, миссис Папастергиадис?
Неужели он забыл, что получил разрешение обращаться к ней по имени?
– Шестьдесят четыре; еду с ярмарки.
– Значит, дочку вы родили в тридцать девять лет?
Роза кашлянула, словно прочищая горло, покивала и еще раз кашлянула. Гомес тоже откашлялся. Прочистив горло, он погладил белую дорожку волос. Роза шевельнула правой ногой и застонала. Гомес шевельнул левой ногой и застонал.
Уж не знаю, то ли он копировал мою мать, то ли просто насмешничал. Если они перешли на язык стонов, кашля и вздохов, мне с трудом верилось в их взаимопонимание.
– Рад приветствовать вас у себя в клинике, Роза.
Он протянул руку. Мама подалась вперед, будто собиралась ее пожать, – но передумала. Докторская рука застыла в воздухе. Как видно, невербальное общение не вызывало маминого доверия.
– София, дай мне бумажную салфетку, – сказала она.
Выполнив это распоряжение, я вместо мамы ответила Гомесу рукопожатием. Ее рука – моя рука.
– А вы – миз Папастергиадис? – Он произнес это с нажимом; получилось «миззз».
– София – моя единственная дочь.
– А сыновья есть?
– Говорю же: она у меня единственная.
– Роза. – Он улыбнулся. – Сдается мне, вы сейчас расчихаетесь. В воздухе сегодня летает пыльца? Или что-нибудь другое?
– Пыльца? – Роза надулась. – Здесь пустынный климат. Даже цветы, какими я их себе мыслю, тут не растут.
Следом за ней надулся и Гомес.
– Я потом организую для вас экскурсию по нашему парку и покажу цветы, каких вы себе не мыслите. Пурпурный кермек, заросли ююбы с великолепными колючими ветками, красноплодный можжевельник и другие растения, доставленные на радость вам из закустаренной местности близ Табернаса.
Подойдя к инвалидному креслу, он опустился на колени у ног моей матери и заглянул ей в глаза. Она расчихалась.
– Дай еще салфетку, София.
Я повиновалась. Теперь она держала две бумажные салфетки, по одной в каждой руке.
– После чихания у меня вечно начинается боль в районе локтя, – объяснила мама. – Острая, раздирающая боль. Пока чихаю, приходится поддерживать одну руку другой.
– Где