в глину в нужном направлении и на нужной глубине.
Работать палочкой было сложно. Кончик ее был треугольным; поворачивая ее в разные стороны, можно было получить разные наклоны и направления значков: одни были глубже, чем другие, одни шли вертикально, другие – горизонтально, в нижней части палочки ставились круглые отметки – и у всего был собственный смысл. Писали двумя руками: писец в одной руке держал палочку, в другой – табличку, поворачивал их по ходу работы, и все это требовало практики и обучения у мастера.
Ученики изучали символы, означавшие слова, используя принципы лингвистики и фоники, которые и сегодня берутся за основу обучения письму [4]. Учебников или планов урока не было; вместо этого учителя помнили наизусть задания (вероятно, со времен собственной учебы) и учили детей делать то же самое. Сочинительством никто не занимался: ученики только копировали, а потом делали упражнения для развития памяти и мелкой моторики. Во время одного упражнения преподаватель помогал ученикам выучить значки, нанося их на одну из сторон таблички. Потом он передавал ее ученику, тот ее переворачивал и писал на другой стороне те же слова. Это похоже на то, как сегодня мы работаем с классной доской.
Требовались годы, чтобы выучиться на писца. Такая интенсивность обучения понятна, учитывая, насколько малы были тексты и таблички, как сложны сами значки. Кроме того, клинопись усложнялась по мере развития, добавлялись новые символы – их приходилось запоминать сотнями. Завершив базовое обучение, некоторые переходили к углубленному. Они могли специализироваться в копировании юридических документов или хозяйственной деятельности храма. Самые способные получали право копировать гимны и эпосы.
Интересно, что на табличках все значки выглядят одинаковыми. Одни писцы оставляли маленькие значки под названием «колофоны», чтобы обозначить подлинность написанного и почтить бога Набу, покровителя писцов; однако колофон писался в тексте так, что его не отличить от других слов на табличке. При всей сложности и изяществе клинописи удивляет то, что найдены тысячи табличек, многие в одном и том же месте, – и начертания знаков в них одинаковы. Таким образом, изначально письмо не было персонифицированным. Судя по находкам, писцов воспринимали скорее как живые компьютеры, чем как личности, выражающие свои мысли.
Тем не менее у шумеров был способ отличить писцов друг от друга: даже у тех, кто был неграмотен, имелись личные печати – маленькие цилиндрические куски камня (не глины), на которых были выгравированы, нанесены методом печати или вырезаны слова и символы. В печати были сквозные отверстия, чтобы хозяин или хозяйка могли носить ее на шее. Двух одинаковых печатей не было, как не бывает двух одинаковых отпечатков пальцев.
Клинописные печати выполняли в Шумере ту же функцию, что и добавление подписи с помощью чернил. Для того чтобы засвидетельствовать брак, шумерская женщина прокатывала печатью по сырой табличке; изображение