обслуживал с подобострастием, как в старорежимные времена, не то что других посетителей. Видно, на такое обхождение имели право только обладатели «углов» и «кать».
Лежебоко накинулся на еду со рвением, любо было на него смотреть! Даже хрящики осетровые сжевывал, было видно, как давно он не пробовал подобных яств.
Когда, однако, дело дошло до рябчиков, случилось то, что он и имел в виду, кладя в карман свой кольт. Дверь распахнулась, и в залу по-хозяйски вошли четверо с красными бантами в петлицах. У меня накопился достаточный опыт в ведении уголовных дел, чтобы и по их рожам, и даже по их весьма характерной походочке понять, что в ресторан нагрянули самые что ни есть «иваны» , а красные банты их – это так, из бандитского форса. Все четверо держали в руках грозные маузеры.
Половой, столь любезно обслуживавший нас, оказался, как видно, их наводчиком. Он сразу подбежал к «старшому», верно, из «иванов», что-то ему шепнул, указывая в нашу с Лежебокой сторону, и вся четверка тут же двинулась к нам.
Лежебоко толкнул меня под столом ногой, но я и так уже держал в кармане руку на браунинге. У бывшего следователя тоже одна рука легла в карман.
Подойдя к нам, «старшой», здоровенный дылда со шрамом на щеке, прорычал:
– Тугаменты покаж, буржуáзия.
Следом подскочил маленький, почти мальчишка, и визгнул:
– И «лопатники» пущай ложат на стол! Слыхали, буржуáзия?
Лежебоко, – не ожидал от него такой прыти, – очень ловко ухватил «шестерку» двумя пальцами за нос, так, что у того сразу закапала из носу кровь, и спокойно сказал «старшому»:
– Плохо вы воспитали своих людей – наперед батьки в пекло лезут. Так вам что вперед, «лопатники» или «тугаменты»? – И хотя три маузера уже были нацелены ему в лоб, так же невозмутимо продолжил: – Только хотелось бы знать – вы от какой партии будете, товарищ?
– Шлепни его, Иван! Шлепни! Борзой больно! – загнусавил малец с прищемленным носом.
На его писк «старшой» никак не прореагировал, он сказал:
– Мы-то? Ну, из «хреном подпоясанных», мало тебе. Ложи лопатник, тебе сказано, пока в лобешник маслину не получил.
Лежебоко отпустил нос парня и закатил ему такого леща, что тот осел на пол, а сам произнес как-то даже радостно:
– Ну, раз «хреном подпоясанные», тогда иной разговор, – и с этими словами мгновенно выхватил из кармана свой 45-й калибр.
«Старшой», державший свой маузер стволом вниз, не решился его поднять и попятился, я, однако, увидел, что один из их братии, стоявший сзади и заслоненный другими, едва заметно поднимает свой ствол и тихо взводит курок, чего Лежебоко явно сейчас не видел.
В его маузер я и выстрелил из своего браунинга.
Его пистолет упал на пол вместе с оторванным пальцем, прилипшим к спусковому крючку. Раненый завизжал, закрутился волчком, пересыпая свой визг матерной бранью и забрызгивая кровью рядом стоящие столики.
– Так что, гражданин хреном подпоясанный, забирай своих инвалидов