трех. Она сомкнула веки – изображение расплывалось. Она попыталась коснуться отца, но рука была свинцовой. Она снова открыла глаза. Сквозь пелену увидела неясные очертания своей подвешенной ноги. Вспомнила аварию. Бешеную гонку, белую каменную стену, она в больнице со сломанной ногой. Лето испорчено, но, слава богу, она осталась жива. Теперь, кажется, научились делать так, что человек может передвигаться с гипсом на ноге. Она попробовала пошевелиться, но ее тело было точно бетонным. Она заставила себя снова открыть глаза, но от яркого света они заслезились. Почему ее тело такое скованное? Почему она не чувствует своей правой руки? О господи, возможно, она не только сломала ногу.
Майк стоял в дальнем углу палаты, разговаривая с врачами. Возле них находилась медсестра. Люди что-то обсуждали шепотом. Дженюари хотела сообщить отцу, что она жива.
– Папа, – позвала девушка, – папа…
Ей казалось, что она кричит. Но Майк не сдвинулся с места. Никто не шагнул к ней. Она кричала беззвучно. Ее губы оставались неподвижными. Никто не слышал Дженюари. Она попыталась пошевелить левой рукой, пальцами. Все исчезло в мягкой серой пелене.
Когда она снова открыла глаза, в углу палаты светился огонек. Сиделка читала журнал. Была ночь. Дверь отворилась. Ее отец и сиделка зашептались.
Он отпустил женщину и придвинул стул к кровати. Погладил руку дочери.
– Не волнуйся, детка. Все будет хорошо.
Она попробовала пошевелить губами. Напрягла мышцы, но из ее рта не вырвалось ни единого звука.
– Мне говорят, что даже с открытыми глазами ты меня не видишь, – продолжил Майк. – Но они ничего не знают. Ты выживешь… сделаешь это ради меня!
«Выживешь!» Что он говорит? Она хотела сказать ему, что обязательно поправится. Сломанная кость срастется. Дженюари сильно переживала – она причинила ему столько хлопот. Он потерял, вероятно, целый рабочий день из-за того, что Франко разозлился. Странно, что Майк так встревожен. Но почему она не говорит? Ей удалось пошевелить пальцами левой руки. Она попробовала поднять ее. Получилось! Она протянула руку и коснулась отцовского плеча. Он едва не свалился со стула.
– Дженюари! Сестра! О, детка, ты двигаешься! Шевелишь рукой! Сестра!
Дженюари попыталась сказать ему, что она чувствует себя неплохо, но внезапно провалилась куда-то вниз, сквозь пространство, ее хотел захватить в плен густой серый сон. Она не хочет спать! Дженюари боролась с забытьем. В палате вдруг стало многолюдно. Девушка увидела двух склонившихся над ней мужчин в белых халатах. Один из них поднял руку Дженюари, потом опустил ее. Другой уколол предплечье Дженюари иглой. Она ничего не почувствовала. Третий человек воткнул иглу в ее левую щиколотку. Ой! Она ощутила боль. И тотчас погрузилась в сон.
Открыв в очередной раз глаза, она увидела висевший над кроватью сосуд с жидкостью. Доктора ушли, но над ней склонился отец.
– Кивни, если ты меня слышишь, детка.
Она попыталась кивнуть. О господи, они что, привязали ее голову к постели? Она была чугунной.
– Моргни, Дженюари, если понимаешь меня.
Она моргнула.
– О,