еще кого-нибудь ждете? – спросил Гаврилов; ему было легко это спросить, потому что девушка часто посматривала на него, словно даже прося его заговорить с ней.
– Да, – ответила она охотно. – Должна еще подруга прийти.
– А третье место для кого?
– Это так, чисто символически, – поспешно ответила она. – Для одного человека.
– Понятно.
– Скажите, а вы как сюда попали, совершенно-совершенно случайно? – спросила она.
– Ну как то есть случайно? – задумался Гаврилов. – Зашел выпить пива, вот и все.
– А вы верите в случайность?
– Да все на свете случайно, вера здесь ни при чем.
– Нет, вы не понимаете, – сказала она. – Вот вы могли прийти сюда и сесть совсем не за этот столик, а это очень важно, что вы сидите сейчас именно за этим столиком.
– Для вас? – улыбнулся он. – Для вас важно?
– Да, для меня важно и вообще важно.
– Сколько вам лет? – спросил он. – Семнадцать?
– Семнадцатый, – сказала она. – Вы думаете, я говорю глупости, потому что я маленькая?
– Нет, я о другом думаю. Просто завидую вам. С такой искренностью верить, будто очень важно, что я сижу именно здесь. Нет, я просто завидую вам, честное слово, – улыбнулся он.
– Не завидуйте… Разве вы знаете мою жизнь?
– Да уж представляю, какая она сложная, – улыбнулся Гаврилов снисходительно. – Мама ругает, папа ругает… Как хоть вас зовут? – спросил он.
– Маша, – ответила она.
– Маша, – удивился он. – Редкое сейчас имя. Даже очень редкое… Ну, а где же, Маша, ваша подруга?
– В том-то и дело, – сказала Маша. – Вы думаете, мне удобно было идти сюда одной? Мы с ней договорились, что она обязательно придет, я ее около часа прождала – а ее нет. Но я уверена, она подойдет. Она никогда меня не обманывает.
– Ну раз никогда, значит, придет.
– А можно спросить, как вас зовут?
– Александр Иванович, – сказал он.
– Вы меня будете называть Маша, а я вас Александр, хорошо?
– Значит, я для вас не Иванович еще? – спросил Гаврилов. – Вот на этом спасибо. – Он искренне рассмеялся.
Они еще сидели-сидели, а подруги все не было, они решили уйти вместе, но перед тем как встать из-за стола, она взяла одну из кружек, которые стояли по сторонам, и сделала два глотка; она из своей-то кружки больше половины не выпила, а все-таки эти два глотка сделала; Гаврилов усмехнулся по-доброму: уж эти ему зеленые символисты, теоретики случайностей…
Но потом все было хорошо, то есть никаких детских глупостей она не говорила, а шла сосредоточенная, даже скорбная какая-то. Они поднялись вверх по Тверскому бульвару, а дальше через Пушкинскую площадь шли вниз по Петровке. Был уже вечер, светили фарами разноцветные машины, горели фонари.
– Знаете, – сказала она, – я не хочу с вами расставаться. Только я это серьезно говорю. Я не хочу, чтобы вы бросили меня.
– Расставаться, Маша, – это одно, а бросать