учителей. Рада подбегает к отцу и целует его в лоб.
– Ну, полно, полно, стрекоза, – ворчит Раффи, – уж тебе-то чему удивляться, если и ты можешь пользоваться этой игрушкой.
– Да, ты мне показывал, – кивает Рада, – но я бы сама никогда не решилась на такое.
– Решение приходит, когда это действительно надо, вот и все, – говорит Раффи.
– А вот Чжу Дэ говорит, что…
– Чжу Дэ? – восклицает Шахеб. – Ты его видела? Где он?
– Погоди, старый мальчишка, – говорит ему Раффи и обращается к Раде. – Так что говорит Чжу Дэ?
– Он говорит, что на самом деле это устройство не нужно.
– Вот как! И ты, Раффи, называешь мальчишкой меня? – горячится Шахеб.
– Ты считаешь, что это возрастное? Боюсь, что нет, – Раффи качает головой. – Что еще говорил Чжу Дэ?
– Он… Да, он сказал – это его слова, – что у души не должно быть посредников. И что он просит тебя, многомудрый Шахеб, ускорить подготовку к посвящению.
– Он так и сказал? Радость моя, Чжу Дэ! О, Владычица неба и звезд! – Шахеб прижимает руки к груди. – Раффи, пресветлый, позволь мне…
– Друг мой, что за церемонии? Конечно, иди! Когда ты хочешь провести испытание?
– Два дня на подготовку… На третий день, считая от сегодняшнего.
– Хорошо. Иди, славный мой Шахеб, у тебя много дел.
Шахеб торопливо уходит в сопровождении Айсора. Раффи присаживается на камень, разогретый солнцем, жестом приглашая Раду на камень рядом.
– Отец, по-моему, это просто дерзкие слова хвастливого мальчишки, который сам не знает, чего он хочет.
– Ох, какие праведные речи я слышу от тебя, великовозрастная ты моя и рассудительная! Всегда ли ты знаешь, чего хочешь?
Рада краснеет, потом внезапно, потупив голову, еле слышно говорит:
– Да.
Раффи гладит ее по голове и целует в лоб.
– Может быть, именно в этом разница между ним и тобой, – говорит он задумчиво и, отерев ладонью лицо, продолжает: – Этот мальчик удивлял и продолжает удивлять меня. Я внимательно слежу за ним. Он с легкостью перепрыгивает ступени, по которым его ведут Наставники. Ему тесны их рамки.
– А если их убрать, эти рамки?
– Ни в коем случае! Эти рамки, эти ступени шаг за шагом совершенствуют душу, шлифуют ее и, в конечном счете, одухотворяют. Ибо дух – это ограничение.
– Разве дух – это не свобода, отец?
– Чем отличается дикая полынь от розы в саду? Человек прививает черенок, пересаживает на другое место, подрезает растущий куст, то есть насильственно вторгается в жизнь растения таким образом, что вынуждает его усиливать одни свои качества, такие, как величина цветков, их аромат, ценой утраты других качеств, таких как выносливость, приспособляемость или плодовитость. То же и с дикими зверями и одомашненными. То же и с человеком. То же и с Вселенной, ибо тяготение, кривизна полей и тонких