виновато улыбнулась и, стараясь вложить в слова как можно больше нежности, мягко сказала:
– Милый Тиберий, я всегда помнила твою ласку.
– Ты была счастлива со мной?
– Да, каждый день.
– И ты видела меня во сне?
– Всегда видела, и не только во сне.
– А я после наших лет никогда не знал счастья. Только с тобой мне было хорошо.
Агриппине было тягостно и стыдно. Её прелестное белое лицо порозовело, сделав женщину ещё более привлекательной и обворожительной. Он, продолжая держать её руку в своей руке, свободной рукой гладил носилки, трогал её столу, невнятно говоря:
– Я мечтал это сделать…
В речном порту, уже простившись, он несколько раз , расталкивая людей, быстро шёл за римлянкой.
– Агриппина, ещё немного побудь со мной.
И он с безумной надеждой глядел на широкий Тибр, моля богов, чтобы они послали бурю, которая задержала бы корабли в гавани. Но день был прекрасный, а Агриппина была нежной и восхитительно красивой. Он не мог оторвать от неё взгляда и страдал от того, что видел её в последний раз.
Когда, наконец, она взошла на корабль, и тот, осторожно всплёскивая двумя рядами вёсел, медленно двинулся вниз по течению реки в составе большого речного флота, Тиберий прощально поднял вверх руки. И так стоял до тех пор, пока корабли не скрылись за речным поворотом. А потом, закрывая концом тоги лицо, залитое слезами, качаясь, как пьяный, Тиберий вернулся в город.
Глава четвёртая
Август неторопливо шёл по длинному пустынному коридору в сторону зала, где обедали его друзья. Теперь после разговора с Тиберием, когда он, по сути, обрёк своего сына Постума на смерть, Август чувствовал стеснение в груди. И всё более и более сомневался в правильности своего решения. Лучшие поступки Агриппы, его смех, уважение к нему, принцепсу, мгновенно вспоминались Августу. И он, ещё утром уверенный в том, что только смерть развратного сына могла предотвратить новую гражданскую войну, сейчас, мысленно увидев его мёртвым, залитым кровью, вскрикнул и остановился, глядя в пол. И не сразу заметил двух сенаторов – Мецената и Гортензия – которые появились у него на пути. При виде их, Август непроизвольно обернулся назад, но коридор был пустынный. И Августа на короткое мгновенье охватил страх. Он вспомнил, как был убит его великий отец Гай Юлий Цезарь.
Вперёд выступил надушенный и напомаженный Меценат, поднял вверх руку.
– Цезарь, прости нас.
– За что я должен простить своих лучших друзей? – сдавленным голосом ответил Август.
– Мы слышали то, о чём ты говорил с Тиберием.
– Вот как! Значит, вы мои самые верные друзья, стояли за дверью?
Он вспомнил, что в списке тех, кто ездил к Агриппе Постуму был и Гортензий. А теперь выходило, что и Меценат с ним заодно. Август, в ярости потрясая кулаками, двинулся на сенаторов
– Да как вы посмели? Вы! Кому я всегда верил больше, чем себе!
Меценат, глянув на Гортензия, пожал плечами и с лицом, полным непонимания: как он оказался здесь?…с гордо поднятой головой отошёл