обучении Прокофьева остались.
Любопытно, как дилемма: отношение к композитору – и педагогу решалась юношей применительно к Римскому-Корсакову, преподававшему ему оркестровку.
На уроках Римского-Корсакова собиралось слишком много народу; они длились чересчур долго – три-четыре часа подряд; внимание рассеивалось, сосредоточиться было трудно – пользы оказывалось мало. Некоторые работы Сергей делал даже с отвращением, но отдельные реплики учителя его интриговали, в частности: «У композитора должен быть голос в семь октав» (25; с. 283). Учитель в свою очередь был не очень доволен достижениями ученика. В итоге годовая оценка – 4. Впоследствии Прокофьев с сожалением вспоминал: «Искренне любя Римского-Корсакова, я все же не сумел тогда воспользоваться блестящими познаниями, которые он излучал» (25; с. 382).
Зато Римский-Корсаков как композитор интересовал Прокофьева донельзя и безоговорочно. Он даже в поздние консерваторские годы предполагал выступить в одном из вечеров солистом в Концерте Римского-Корсакова для фортепиано с оркестром.
Сергея привлекали многие произведения маститого автора. Но более всего поразило воображение «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», премьера которого состоялась в Мариинском театре в феврале 1907 года. Юноша посетил спектакль несчетное число раз, один и с родственниками, он жадно следил за гармоническими и ритмическими перипетиями этой блестящей партитуры. Симфоническая картина «Сечи при Керженце» казалась вообще лучшим, что создал Римский-Корсаков. Его необычайно вдохновил знаменитейший драматический тенор И. Ершов, с истинным артистическим темпераментом исполнивший партию заблудшего Гришки Кутерьмы. Впечатлило и декорационное оформление не менее знаменитых художников Аполлинария Васнецова и Константина Коровина, творящее, наряду с музыкой, таинственную атмосферу этого захватывающего действия, особенно чудесные диковинные цветы, вырастающие в глухом лесу. Эти уроки пригодились Прокофьеву в будущем. В подготовке своих музыкально-театральных опусов он всегда выступал как истинный профессионал, разбираясь и в сценографической части спектакля, и в области актерского мастерства.
Петербург начала века был богат интересными концертами и спектаклями. Прокофьев часто брал партитуры в библиотеке нотного издательства Беляева и, по рекомендации Глиэра, с которым он продолжал интенсивно переписываться, сначала просматривал их дома, потом следил по ним на репетиции, а на концерте Рейнгольд Морицевич уже советовал не отвлекаться от непосредственного слушания музыки. Лишь за два месяца молодой композитор услышал в концертах и, как он вспоминал, одобрил Третью и Восьмую симфонии Бетховена, Вторую Шумана, Шестую Глазунова, Второй концерт Рахманинова, «Ромео и Джульетту» Чайковского, «Ученик Чародея» Дюка, сюиту Баха. Впервые познакомился с музыкой Вагнера, который, правда, по-настоящему увлек его позже, но достойное концертное исполнение «Нюрнбергских мейстерзингеров»