неудержимо. Шароподобная стальная вечность поддалась настойчивости мотылька, снисходительно пошатнулась, приняв на свое неизменное тело след от миллиардного взмаха слабеющих крыльев.
Кто-то мог бы сказать, что в этом не было логики. Мишель бы попросту рассмеялась этому человеку в лицо, потом, сдержавшись, снисходительно похлопала бы его по плечу, предъявив единственный и, на ее взгляд, неоспоримый аргумент: люблю, потому что любима, но и любима потому, что люблю.
Не благодарность, не заслуга, не вознаграждение. Вовсе нет. Предназначение. Потому что даже на небесах верят в знаки. Да и как им не верить в то, что они сами посылают простым смертным?
Что-то говорило Мишель: «он именно то, что ты всегда искала». А она отвечала этому голосу: «но ведь я никогда не знала, что ищу, хотя, увидев его, сразу поняла, что это он». Не глазами увидела, но сердцем. Услышала не ушами, но душой.
Кто-то сказал, что любовь – это высшее проявление человеческого эгоизма, когда, желая обладать, готов жертвовать. «Но что же в этом плохого?» – думала Мишель – «Ведь это прекрасно и, кроме того, так романтично, а главное – звучит оправдательно». И самое замечательное, как ей казалось, что практика ежесекундно подтверждала теорию.
Постепенно они узнавали друг друга все больше, двигались наощупь, осторожно, внимательно, не упуская деталей и нюансов. Сколько застоявшегося и успевшего забродить внимания они отдавали друг другу. Оно копилось в них все эти годы, и теперь у них была возможность насладиться роскошным вином. Всю эту нежность, преданность, чуткость вершители судеб плескали на них с небес волшебным дождем.
Она не находила слов. Он в силу свой профессии, был переполнен словами. Но только одно, определявшее восторг из области диафрагмы, вырывалось из Антона на поверхность, в наш овеществленный мир.
Мишель.
Ведь это ее Антон целовал по утрам, вторгаясь в сонную страну. Сон был на ее ресницах, на кончиках пальцев, в уголках губ. Он благоговейно, словно прикасаясь к божеству, принимал в себя остатки этого сна и долго-долго не раскрывал рта, боясь сделать глоток воздуха, потому что за ним неизбежно последует выдох, унося в пустоту ее тепло.
Мишель.
Она при каждой встрече баловала Антона небольшими сюрпризами, выдумками, надписями на стенах, клочками бумаги с каким-нибудь коротким признанием, которые он находил в самых неожиданных уголках квартиры. Она всякий раз встречала его трогательным подаркам, но для него это было лишь приложение к основному подарку судьбы – к ней.
Мишель.
Он трепетал от того, с какой искренней серьезностью она задавала очередной вопрос, начиная его со слов, подобных этим: «Хочу сказать тебе что-то очень важное…». И он каждый раз покупался на этот трюк, холодея от трепетного ожидания.
Мишель.
Это ее невысказанные мысли он произносил вслух, как будто читая их, просто потому что ощущал ее, как себя.
Мишель.
Антон