всегда этакая монументальность пробуждается. Не сдвинуть теперь, пока не высохнет.
– Бывает, – проговорил Батя, поводя головой в сторону самовара.
– Да ведь не дело это, – сказала Марья Моревна, наливая чай в чашку и пододвигая ее поближе к Бате.
– Точно, не дело – заерзал на лавке Прохор, – надо бы дровишек подбросить в печку, для жара. Они – валенки мои – побыстрее и высохнут.
Он замолчал, покосившись на свои босые пятки и лужу у печки.
Марья Моревна глянула через плечо на валенки, воду на полу, хлопнула в ладоши. Тут же из-под широкой лавки выкатился подметальщик, позыркал во все стороны глазками на телескопических усиках, побежал к луже.
– Вот ведь как сосет, – завистливо покачал головой Прохор, вытянув губы трубочкой и издавая звук почти такой же, что получался у подметальщика, который высунул из брюшка малый засосик и со свистом втягивал в себя талую воду и кусочки не успевшего растаять снега.
Уборщик попытался сдвинуть правый валенок с места, чтобы убраться под ним, потерпел неудачу, попал, не успев увернуться, под пятку скачущего левого, обиженно замигал покрасневшими лампочками и скрылся под лавкой.
– А ты зачем на двор ходил? – спросила Марья Моревна.
– Мышей на сеновале гонял. И кровлю инспектировал – не прогнулась ли. Снега-то не на шутку навалило, – сдвинув для серьезности редкие брови, ответил Прохор.
При этом он зачем-то сунул руку в правый карман кафтана и что-то там пощупал.
– Ну и как, много мышей?
– Много! Ох, как много. В сене и притаились.
В трубе завыло, а в окна застучала снежная крупа.
– Зима! – веско сказал Батя.
– Ты ворота на сеновал прикрыл? – строго спросила Марья Моревна Прохора. – А то снегу нанесет, сено-то и замокнет.
– А то как же, первым делом, – ответил старичок Прохор.
Теперь он уже оттопырил карман и внимательно глядел в него.
– Нету, – горько вздохнул Прохор. – Вот ведь незадача, пропала.
– Потерял что? – спросила Марья Моревна.
– Да нет, не потерял, положил где-то, – ответил Прохор и весь как-то съежился под пристальным взглядом Марьи Моревны.
– Значит, там и лежит, где положил. Не на лавочке у крыльца? А то занесет.
– Зима! – повторил Батя и пододвинул пустую чашку к Марье Моревне.
Дверь распахнулась, и в горницу влетели Василиса с Иваном: щеки красные с мороза, глаза веселые.
– Эх, ну и мороз, – воскликнула Василиса, сбрасывая шубку на руки подавальщицы.
Та повернулась и тихо покатилась за дверь, но промахнулась и ударилась в стену, так как Иван накинул на нее сверху и свой тулуп, закрыв объективы.
– Валенки, валенки у печки снимите! – закричала Марья Моревна. – Воды по всему дому наносите!
– А мы твою трубку нашли, – сказала Василиса, подсаживаясь к старичку Прохору.
– Где? – спросил Прохор.
– Да у сеновала, почти у порога. Я дымок приметил, – ответил Иван. – Смотри, и сейчас еще теплится.
– Тс-с, –