ть тень сомнений,
Что окутали в веках природу этого явления,
Ибо так узрел свое начало царь всех созданий и творений.
Сей царь стал править властью беспощадной,
И содрогнулся древний мир под тяжестью оков,
Сплетенных алчностью и будучи наградой
Взамен вверенных человечеству даров.
И узрел сей род людской, как им подобные творения
Первые воздвигли города и охраняли их мечом,
Как под сенью Ромула рождена была империя,
Как когда-то сотворенный стал творцом.
Мы начинаем с читателем свой путь в далекие времена, окутанные мраком безвестности, мифов и древних сказаний. Во времена, когда предки в своем невежестве возносили почести столь многим богам, что имена их уже стерлись из памяти рода людского.
XIII век до Рождества Христова подходит к концу. Мир только начинает закладывать основы великих держав, империй и царств, что увековечат на страницах истории бесчисленное множество имен героев и царей, чьи доблесть и благочестие будут в следующие века служить как примером назидания для пытливых умов, так и предметом мифов и легенд для мечтательных сердец.
Эта пора знаменуется появлением на свет великих пророков и носителей истинных знаний о едином и извечном божестве. Их миссия – развеять мерило невежества и явить человеческому роду волю Создателя.
Минуло два десятилетия с тех пор, как сотни галер коалиции греческих городов-государств во главе с царем Агамемноном[1] пристали к берегам Трои[2], высыпая сонмища непобедимых воинов, которые отдавали предпочтение скорее славной смерти, нежели жизни в бесчестии и покое, в то время как троянский народ со скорбью и горечью устремлял свои взоры на, казалось, бесконечные мириады судов, что покинули свои родные берега и грозились погубить их родину.
На востоке от владений некогда великой державы Приама раскинулись земли, что при правлении римлян звались Антиохией, а в ту пору именовались Анатолией[3]. Здесь, неподалеку от юго-восточных берегов Киликийского моря, столкнулись и скрестили свои копья на поле брани две не менее воинственные державы.
С одной стороны – непобедимая египетская машина, уничтожающая и подчиняющая своей тирании все на своем пути, возглавляемая фараоном Рамзесом Вторым[4], который, будучи рожден человеком, присвоил себе почести божества. Движимый неутолимым тщеславием и честолюбивыми мечтами, он стремился оставить неизгладимый след в истории, склонив под свою сень весь мир.
Их противник – народ, память о котором до недавних пор скрывала в себе сама земная твердь. Народ, что со временем переродится в нацию, которую Эдуард Гиббон[5] в своих трудах описывает следующими словами: «Природа создала, по нашему мнению, образец красоты в формах тела, в его цвете, в правильных чертах лица и в красивой осанке. Мужчины у них созданы для деятельности, а женщины – для любви».
I
Среди горных хребтов, отрогих скал и глубоких ущелий Анатолии, на перепутье двух крупнейших торговых рукавов Ближнего Востока раскинулась Хаттуса[6] – Город тысячи богов. Защищенный самой природой и громадными укреплениями из массивных каменьев, он представлял собой нерушимый памятник человеческого гения и искусства.
Стены, воздвигнутые на всем протяжении города, являли собой неприступный оплот, за которым покоились многочисленные храмы, где граждане города обращались с молитвами к бесконечному множеству богов. Хаттуса имела в своих владениях больше земель, нежели Троя или греческие Афины. Дюжина бань, пруды, амфитеатры, арены, воздвигнутые по греческому образцу, и живописные сады служили забавам общественности в часы досуга.
Нельзя было не изумиться тому, с какой утонченностью здесь переплетались и складывались в одну тревожащую чувства картину все культуры мира. В городе то и дело можно было встретить колонны с египетскими иероглифами, памятники индийской архитектуры, напротив которых красовались статуи из пантеона греческих богов и богинь.
При подходе к городу взор путешественников и торговцев устремлялся к возвышающейся над всеми стенами и башнями Царской крепости Бююкале на вершине скалы, подле которой расстилалась сама Хаттуса, состоявшая из Верхнего города и Нижнего. Великолепие и размеры этой величественной цитадели, служившей резиденцией хеттских царей, в стенах которой покоилась древнейшая библиотека мира, поражали человеческое воображение. Многие путники сравнивали эту крепость с Вавилонской башней.
По всей длине крепостных стен располагались сторожевые башни, которые у хеттов звались адиями[7]. Они выделялись из стен как бастионы и служили для большего обзора и упрощения способа сообщения; так, знаки, поданные с башни, можно было заметить с большей вероятностью, нежели с самой стены.
Именно