друзьям и товарищам, с которыми не мог видеться из-за стыда, так как вернуть ему было нечего, и, казалось, даже чувство уважения к себе и гордость снова воскресали в его обычно пристыженном выражении лица.
Но в этот самый час, во время второго круга, на входе в крутой поворот колесницу по ужасному и губительному для судьбы энтузиаста стечению обстоятельств занесло с пронзительным скрежетом и с бешеной скоростью перекрутило несколько раз вокруг своей оси так, что от нее остались одни лишь щепки на песке, а несчастный наездник, вылетев из седла, подобно стреле из лука, врезался в каменную плиту арены и насмерть расшиб себе голову.
При виде всего этого трагического зрелища Идил ужаснулся тому, что его непременно ждет рабство. Он надеялся потратить свой выигрыш на погашение долгов, к которым теперь, по всей видимости, прибавится еще и утрата всего имущества. Юноша решился бежать.
Пока чернь освистывала неудачливую колесницу, даже не обратив никакого внимания на то, что несчастный наездник испустил дух, Идил, слегка пригнувшись, проходил по рядам и уже видел краем глаза конец арены. Оставалось сделать последний решающий рывок и перепрыгнуть через небольшое препятствие, и тогда гончим уже ни за что на свете его на настигнуть. Он намеревался позаимствовать лошадь, или, вернее, украсть ее у добродушного пастуха, у которого этого добра было немерено, и вернуть ее при первой же возможности. А сейчас он помчится во весь опор в Египет, подальше от Хаттусы.
Но, видимо, судьба не благоволила ему в этот день. В суете и смятении кто-то, то ли случайно, то ли по чьему-то наущению, сильно толкнул его в бок в тот самый час, когда он ликующе отнимал правую ногу от земли в половине прыжка через изгородь арены. Удар был произведен с такой силой, что Идил потерял равновесие. На миг ему показалось, что чья-то невероятно сильная рука швырнула его со всей дури. Не в силах удержать равновесие, Идил беспомощно рухнул в проем, по которому колесницы выезжают на ристалище. Он было предпринял отчаянную попытку встать и продолжить побег, но тут же услышал глухой хруст в правом колене, сопровождаемый неистовой болью, и снова рухнул наземь. Нога была сломана.
Так лежал он, съежившись и выпучив свои черные глаза, словно гиена, загнанная львом. В таком положении и застали его глашатаи в сопровождении стражи. И под презрительные возгласы и плевки толпы, которая всегда с огромным удовольствием всеми силами способствует окончательному унижению невезучего игрока, Идила вывели в цепях с арены. Несчастный был вынужден волей-неволей молчаливо сносить оскорбления и унижения, которые идут рука об руку с поражением и так щедро расточаются чернью.
К счастью для него, наместник, оставленный царем, – Медат из рода Трех стрел, – сжалился над ним и вместо заключения в темницу отрядил его в дозор сторожевой башни у Царских ворот. Ему даже назначили жалование, только оно без остатка в течение следующих двух лет должно было напрямую уплачиваться из царской казны его кредиторам.
Позднее