кто на сцене… Я сижу, чего думаю делать? Взять цветы и передать – идиотство, это же не посылка, а символ! А сдвинуться куда-то без риска травмировать задних нет никакой возможности – так плотно мы все друг к другу притиснуты. И думать некогда, и даже башкой некогда крутить. Я тогда упираюсь ногами в нижнюю часть кумачовой перегородки и резко, безжалостно на полметра уезжаю назад, где кто-то сдавленно вскрикивает, как вскрикивает человек, которому никак нельзя выдавать своих настоящих переживаний. Екатерина Максимова, получив возможность сделать шаг, принимает цветы, зал заходится в овациях. И всё, на меня она даже не посмотрела. Сидела с цветами, гордая, с прямой спиной, как настоящая королева. Ясное дело, я был чужой в этой ложе. И я понял тогда, что такое место нельзя за деньги купить, реально его нужно заслужить – только тогда получишь удовольствие. Мой приятель – олигарх, наверное, уже это знал, оттого ни разу и не пришел в театр.
Вообще, ко мне все были почтительны, но раза два я видел свои букеты в урнах у служебного выхода. Сначала была мысль обидеться, а потом решил, что это даже хороший знак. Кто я для них? Пройдоха! Они и так напрягаются за эти пару тысяч мне книксены делать. И возможности поговорить с ним нормально, о себе рассказать, у меня нет никакой. А почему ее нет? Рассказывать-то нечего… Что рассказать? Чем похвастаться? Как месяц назад строители заморозили наш объект, нагло заявив, что их менеджер за взятку с нами подписал невыгодный для них контракт? И что это была неправда, и что на переговоры от них приехали ФСБ-ники и послали нас в жопу со всеми нашими убытками, и мы чуть было не ввязались в тяжелейшее противостояние, так как мои партнеры не видели больше возможности для переговоров и настаивали, что для начала нужно сжечь этим сукам машины. И по совести нужно было… и не только машины… но я категорически запретил это делать, поехал к ним еще раз и хоть как-то, но договорился. Пришли к некоему компромиссу, стройка продолжилась. Но балеринам было бы скучно это слушать.
Или я мог бы рассказать, что мы продукции отгрузили на огромную сумму в Норильск, а там известная и уважаемая международная организация по проверке качества ее выборочно перепроверила и констатировала, что продукция наша – говно и не соответствует высоким международным стандартам. Я и сам это знал, и все норильские знали. Просто в их цену невозможно было иначе вписаться, хотя и откаты были вполне деликатные и прибыль наша маленькая. И вчера милая, энергичная девушка – представитель этой международной организации заявила при всех на совещании у покупателя, что для нее вопрос чести не пропустить нашу продукцию к потребителю. А я не очень громко, но так, чтоб она слышала, ответил, что в отличие от нее, для нас это не вопрос чести, а вопрос жизни или смерти. И внимательно посмотрел ей в глаза, а потом мы вместе с ней и с норильскими нашли компромисс. Даже если бы я рассказал балеринам, что эту фразу придумал не я, а это цитата из переговоров между Черчиллем и Сталиным по поводу судьбы послевоенной