скупить всю лавку трав. Кларисса смогла бы накупить себе целый сундук новой одежды и обуви.
Все, кроме нескольких серебряных монет, я спрятала под матрас нашей кровати. Позже, в день новолуния, я бы передала их в распоряжение Клариссы.
Иногда, перед отходом ко сну, я подсаживалась к Якопо за кухонный стол и наблюдала за тем, как он вырезает из дерева. Его руки были почти такими же узловатыми и потрескавшимися, как дерево, которое он обрабатывал при свете масляной лампы, хотя то, что получалось, обладало вневременной красотой. Он вырезал фигурки святых, которые затем полировал и натирал воском, пока они не начинали сверкать, как старинное золото. Закончив работу, он ставил их на стол и рассказывал, кого они изображают. Среди прочих там были Святой Себастьян, пронзенный стрелами, Святой Христофор с младенцем Иисусом на плечах и, конечно, покровитель Венеции, Святой Марк, восседающий верхом на льве.
Раз в несколько дней Якопо вешал на шею переносной лоток, раскладывал на нем некоторое количество своих фигурок и ковылял на костылях к площади, чтобы там продавать свои творения. Обычно они расходились довольно быстро, потому что люди в этом веке были крайне благочестивыми. Для многих почитание святых было важнейшей частью повседневной жизни.
Для Клариссы, Матильды и Якопо религия тоже имела большое значение. Они всегда молились перед едой и каждое воскресенье ходили в церковь. Я прилежно ходила с ними – в первую очередь, чтобы не вызвать чьего-нибудь недовольства. Я могла бы сказать, что принадлежу к евангелистам, но это была бы плохая отговорка, тем более, я не знала, родился ли уже Лютер.
Маленькая церковь из обожженного кирпича всегда была набита битком. Люди стояли тесной толпой и едва могли пошевелиться. Хотя большинство прихожан старались надевать самую чистую одежду, от общего запаха я едва не теряла сознание. Священник читал службу своеобразным речитативом. Латинская литургия казалась мне странной и пугающей, хотя я утешалась тем, что мое присутствие – пример международного экуменического [15] единства еще до того, как это понятие было придумано. Так что я посетила обе воскресные службы, которые состоялись до поворота луны.
А потом время наконец пришло. Две недели кончились.
Ночью накануне важного дня я была так взволнована, что не могла сомкнуть глаз. Кларисса тоже спала плохо. Ее расстраивало, что я отбываю, в то время как у нее нет никаких шансов вернуться на родину. Ее настроение не улучшилось и утром, когда я отдала ей деньги. Напротив: узнав, что я получила их от Себастьяно, она вышла из себя от гнева, потому что ей он не дал ничего.
Потом ее гнев утих, но она по-прежнему пребывала в подавленном настроении.
– Мне будет тебя ужасно не хватать, – сказала она.
– Мне тебя тоже, – заверила я ее, и это была чистая правда.
Я определенно не буду скучать ни по этому дому, ни по Матильде, ни по всему этому примитивному времени. Но по Клариссе – точно.