Круглый дом. Луиза Эрдрич

с Клеменс, я вижу двойника, сам не знаю, почему.

      – И кого же ты видишь?

      – Я вижу двух священников: один с серебряной кропильницей, из которой он освящает прихожан святой водой, а другой – с винтовкой.

      – Но ведь с духовушкой!

      – Да, с духовушкой. Но он очень ловко из нее палит, прицельно и наповал.

      – И сколько сусликов на его счету?

      – Дюжина или около того. Трупики выложены на детской площадке.

      Оба помолчали, задумавшись над сказанным, потом Эдвард продолжил:

      – Но это же не делает его…

      – Знаю. Но круглый дом! Символ старинных языческих верований. Женщины-метиски. А что, если все это предать огню – и все сжечь дотла, и искушение, и преступление – все погибнет в пламени, как при огненном жертвоприношении… О боже…

      Отец осекся.

      – Прекрати, Бэзил, прекрати! – сказал Эдвард. – Мы же просто беседуем!

      Павшее на священника подозрение в нападении на маму мне показалось правдоподобным. В тот вечер, когда я лежал на кушетке и подслушивал беседу взрослых, а они ни о чем не догадывались, я подумал, что, наверное, услышал верную версию. Но теперь надо было найти доказательства.

      Я, должно быть, уснул и проспал добрый час. Дядя Эдвард и отец разбудили меня, когда переместились из кабинета в кухню, по пути звеня стаканами и то включая, то гася свет. Я услышал, как отец открыл входную дверь и распрощался с дядей Эдвардом. Потом с улицы в дом вошла Перл. Отец о чем-то с ней поговорил, как будто успокаивал. Судя по голосу, он совсем не был пьян. Он навалил еды в собачью плошку, и тут же раздалось деловитое чавканье. Потом вроде составил пару тарелок в раковину, завершил на этом приборку и выключил свет. Когда отец проходил мимо меня на кушетке, я вдавил голову в подушки, но он меня вроде бы и не заметил.