Эсме совсем не могла сочувствовать горю соседки и получала справедливые упрёки.
Глава 0
Пали цепи. Десятки огромных, на первый взгляд неповоротливых созданий стали свободными.
Те, кто оказались первыми рабами человечества, никогда не прекратят попыток вырваться из мрака неволи. Борьба за свободу внутри тюрьмы едва ли имеет смысл, но жива надежда на явление освободителей, к которым прежде относились многие из сегодняшних узников. Освободители приходят с запада, и они – настоящие воины, живущие чередой освобождений и пленов, пока их не настигнет смерть.
Люди, несколько веков назад боявшиеся природной физической мощи их врага и потусторонней силы, что во власти этих существ, сегодня берут в руки щипцы и с силой рвут чешуи из живой спины, режут толстую кожу, кромсают перепончатые крылья. А когда слишком сильно тело, способное сопротивляться человеку даже с изломанными крыльями, с невидящими глазами, с недостающими кусками кожи, – безжалостно калечат. Крылья отрубаются долго, мучительно: отскребают шкуру и чешуи с живым мясом, сдирают с тела мышцы, ударами топора и секиры раскалывают кости. Иные не выносят боли. Они – счастливейшие, ведь других ждет заживление без помощи лекарей, и тьма, и тюрьма, а самым упорным – пустая свободная жизнь.
Ведь тело не спрашивало их, желают ли они остаться в живых.
Глава 1
Из темноты – в снег; пружинят сильные лапы, и, только что опиравшиеся на камень, они уже погружаются в сугробы до самых локтей. Слепит солнце, отражённое каждой белоснежной песчинкой, каждой крупицей этого сверкающего мира, лучи проникают почти под кожу; она – это и часть солнца, и часть промерзшей земли, и всего лишь отдельное от всего этого создание, способное чувствовать и наслаждаться.
Когда спадает первая пелена слепоты от света и можно уже разобрать дорогу перед собой, она смело, не прощупывая дороги в свежем снегу, мчится вперёд высокими скачками, складывая кожистые крылья, чтобы не мешали, – их время ещё придет. Даже после лютой метели, когда в горах всё ровно и гладко, так, что не разобрать, есть ли рядом обрыв, крупный камень, острая скала, старшие не боятся отпускать молодняк порезвиться пор склону: он ровен, как кошачья спинка, совсем не крут, только далеко внизу, к югу, есть один резкий склон, но только малышня не знает, что он там есть, и не успеет расправить крылья по пути вниз.
Всем своим животным существом она трепещет. Тяжелая толстая чешуя, ложащаяся на хребет пластинами, только начинает крепчать, и ещё не давит на неокрепшую спину своей чудовищной массой; её лапы гибкие, тонкие, они не ступают на снег всем весом, не оставляют неглубокие, но широченные следы. Как палочки, лапки пробивают ледяную корку, покрывшую снег поверху, и если уж провалишься в глубокий сугроб, то с головой. Впрочем, провалиться – такой же легкий испуг, как неожиданно для себя сорваться с того самого обрыва: в жизни нет ещё вещей, способных уязвить