Тётка! – улыбнулась Ира попытке применить такое сложное для цыган словосочетание, как «всеобъемлющая тьма». – Я от тебя в жизнь таких слов не слыхала!
– Ну слушай ещё: веру понимать надо, тогда она будет тверда, как асфальт под ногами. Когда мы понимаем, во что верим, мы к Богу и его посланникам относимся с почтением, а не со страхом. Страха перед Богом быть не должно. Он никого не наказывает. Я это давно знала, а теперь убедилась. Мы сами себя наказываем, потому что наша душа умнее, чем наше тело – она часть этой тьмы, а та всё знает! В общем, мы не рабы Бога, мы его дети, а дети не должны бояться родителей, они должны уважать их. Это в старину, может, был толк от того, что дети родителей боялись, а те их розгами стегали, а теперь – нет! Только хуже будет от этого!
– Ты знаешь, ты вот тут сейчас включила в себе батюшку по ходу. – с осторожным упрёком заговорила Галя. – А вот если бы ты своих детей розгами держала, может, и всё по-другому было бы!
– Да что ты знаешь? – с раздражением ответила Тётка, но снова сдержалась, не желая ругаться. – Хотя, я не говорю, что жизнь прожила правильно. Я и не понимала раньше, что не правильно жила, а сейчас не знаю, для чего мне это всё понимание… Мне бы сдохнуть поскорей, да понимать всё это там уже. Видимо, нужно для чего-то всё это… Скорее для себя самой, а не чтобы я кому-то объясняла. Вы сами за себя отвечать будете. У каждой из вас своя судьба! – Тётка договорила и по привычке взяла бутылку, плеснула себе. Подняв стопку, скривилась и громко поставила её обратно на стол, расплескав водку. – Ладно, Бог с вами! Пойду я спать, устала. Язык болит уже от болтовни! – Тётка встала и молча ушла в спальню.
16
Тётка вышла на крыльцо своего дома на Октябрьской улице. Он был, как прежде, ухоженным и полным семейной теплоты. Не было облетевшей штукатурки на колоннах и фасаде, не были разбиты оконные стёкла. Из открытого окна кухни приятно тянуло ароматом готовящегося обеда. Во дворе шуршали зеленью кусты и пахли хвоей ещё не срубленные на дрова, стройные, высокие сосны. Солнце разогрело воздух до 35 градусов. Шандор, несмотря на жару, самозабвенно намывал недавно купленный «Мерседес». Витя и Ваня подтягивались по очереди на турнике в углу двора.
– Ребята, приведите отца кто-нибудь из скотника. Он всё оторваться от своих жеребцов не может! – хотя ещё и не таким резким голосом, как теперь, но всё же по-цыгански громогласно крикнула Тётка сыновьям – Гади (Гади цыг. – женщина-нецыганка, в д.с. помощница по дому.) уже на стол выставляет!
Младший Ваня тут же спрыгнул с турника:
– Сейчас, мам!
«Сейчас, мам! Сейчас… Мам… Мам!» – зазвучал со всех сторон его голос, пронзая сознание Тётки. «И я позову!» – зазвучал голос Вити. «Нет, я позову!» – бросил ведро с тряпкой намывающий машину Шандор. «Да я сам уже иду!» – отозвался из-за дома Саша. Все засмеялись.
Тётка, уже понимая, что ей всё снится и что она сейчас проснётся, всеми силами приказывала себе: «Нет! Нет! Спи! Нет!». Но слёзы, текущие по её щекам, и промокшая подушка пытались вытащить её в реальность. Цыганка