светло от ответного огня.
Передохнуть решила прямо тут, в грязной жиже. Под свист мин всплыл в памяти грязный зал районного военкомата. Вдоль стен – деревянные скамьи, вокруг толпится множество незнакомых людей, на лицах – растерянность и слёзы. Они, поселковые, втроём прижались в уголке – высокая и статная Катя, живая, со вздернутым носиком, усыпанным веснушками, худенькая Надя, и она, Оля-голубоглазая кнопка, старше остальных и самая робкая. Потом были вагоны, полные вагоны молодых девчонок. Увидев их, на одном из полустанков кто-то ахнул, крестясь и причитая: «Уже и девочек на фронт повезли…»
Когда выдали первое обмундирование, и Ольга, от горшка два вершка, стала натягивать брюки, то утонула в них. Ботинки на ногах тоже не держались. Но самыми жуткими оказались мужские трусы, из грубого сатина, широкие и длинные, почти как юбка. Выходило так, что ты вроде бы на войне, собираешься умереть за родину, а одет как пугало. Смешно и грустно, но ничего не поделаешь – обмундирование, как сказал старшина, включая нижнее бельё, у каждого солдата должно быть одинаковое. Но и это ещё ничего… Самым же трудным было найти возможность хотя бы раз в сутки умыться. О «женских» днях и говорить нечего – ваты и бинтов не хватало даже для раненых, потому приходилось использовать любые подручные средства, но чаще всего пропитанные кровью и понятными выделениями брюки засыхали, становясь стеклянными, режущими кожу до глубоких ран. Но это никого не интересовало, главное, что от неё требовалось – это связь, которая не должна прерываться никогда, особенно во время боя.
Запомнилось первое поручение – доставка секретного пакета в отдел СМЕРШа. Путь лежал через поле. Она шла, придерживая за пазухой пакет, кругом была непроглядная тьма. И вдруг ей показалось, что следом кто-то крадётся. Несколько раз она останавливалась и прислушивалась, но вокруг была тишина. А как только снова начинала идти – тут же слышала шорох позади. Пока дошла до места назначения – перетрусила; лишь когда отдала пакет, то вздохнула с облегчением. На обратном пути уже рассветало, потому и страхов поубавилось. Так и осталось неясным, кто же крался позади, да и был ли этот кто-то реальной угрозой…
Картина художника Б.В. Окорокова
Ольга приподнялась. Темнеющее небо стало хмурым и недобрым. Время от времени резали глаза вспышки пулемётных очередей, но огонь был неприцельный – на всякий случай. Она поползла дальше, цепляясь руками за траву – теперь, с небольшого пригорка, ползти было легче, дорога шла под уклон.
Где-то внизу сиротливо темнела развороченная туша «тридцатьчетверки», ствол высунутым языком свисал к земле. Сорванная снарядом башня лежала рядом с распластавшимся змеёй гусеничным траком.
Ольга была уже где-то неподалеку от немецких окопов, но обрыва провода так до сих пор и не обнаружила. Она легла на осклизлую землю и снова закрыла глаза… Вспомнился первый день на передовой. Первую ночь в общем блиндаже, оказавшись тут единственной девчонкой, долго не могла сомкнуть глаз. Спали одетыми, вплотную, тесно прижавшись друг к