его дальнейшую жизнь.
Когда переступили порог заведения, в нос Ефремушки ударил аромат вкуснейших блюд, вкус которых ударял в нос и щекотал желудок, проходя мимо харчёвен и закусочных, да и даже мимо жилых домов, где готовили обед или ужин. Кроме печёной в костре картошки или украденной, иной раз выловленной рыбки, разве что он знал в своей жизни. Барин, а он это понял уже, не смотря на малолетний возраст, заказал первостатейный обед, да и подавали им не чета другим. Уже приступив к трапезе, граф, видя его аппетит, с каким он уплетал за обе щеки, не удержался от вопроса, настолько ему занятным показался малец:
– Отец с матерью, поди, осерчают, узнав, что ты потерялся?
– А у меня их нету, – не переставая жевать, с полным ртом ответил Ефремушка.
– Да как сие может быть? – заинтересовался граф. – И где же они?
– Кто их разберёт? Мамку я почти не помню, а тятю совсем не знаю, был он или его и не было…
– А ко мне в дворовые не желаешь? – смекнул граф, видя живость пацанёнка, способного на лету принимать решения и за словом в карман не лезущего.
– Я и сам ещё не знаю, чего хочу, – ответил Ефремушка, до которого дошёл смысл слов, к чему клонит граф.
– Как тебя звать-то, малец? – спросил Апраксин.
– Ефремушкой кличут, – вполне серьёзным тоном ответил пацанёнок на вопрос, поставленный прямо и, не имеющий других ответов. Хотя, графа едва ли интересовало, как его на самом деле зовут.
– Ефремушка, так Ефремушка. Так как насчёт предложения у меня обитать. Кров, пищу обеспечу, а требуется немногое: изредка меня и гостей развлекать. Сойдёт?
Предложение, перед которым трудно было бы устоять взрослому человеку, поставило пацана в тупик. Доселе он сам себе был предоставлен, хотя иной раз и приходилось выполнять поручения старшего, а тут заманчивое предложение… Ефремушка, конечно же, понял к чему клонит барин, но и дармовая еда привлекала.
– А шибко гонять не будешь? – с взрослой осведомлённостью посмотрел он на барина, который так и не притронулся ни к одному блюду. Ему было интересно наблюдать за этим смышлёным мальчишкой, как он, будучи даже голодным, не набросился на еду. Да и с виду пригожий, граф определялся с решением.
– Ну, это как себя проявишь, – лукаво ухмыльнулся граф, довольный, что заинтересовал Ефремушку. Своих детей у графа Апраксина не было, а потешить душу дитём хотелось, и чем-то засел ему в душу Ефремушка. Может быть тем, что граф сам ещё был молод, и душа требовала широты русской, а проявить, чтобы душа радовалась, никак не получалось.
– Дяденька, при условии, что при первом требовании, меня отпустить, я согласен, – наконец вымолвил Ефремушка.
– Какие о том могут быть разговоры. Слово скажешь и свободен, на все четыре стороны, – ответил граф, как если бы перед ним сидел взрослый человек, заранее уверенный, что ещё не нашёлся охочий променять жизнь при дворе, пусть