Кого с кем? Неизвестно.
– Кто победил? – задаешь вопрос несознательно, будто что-то моложавое взыграло в душе. Что-то закостенелое, закоренелое в тебе заставило это спросить, что-то нутряное. Животное.
Врач издал резкий и нервный смешок. Отвернулся к окну.
– Все проиграли. Как в любой войне, – произнес Лука Паэльс. – Но если конкретно, то победили те, кто сейчас у власти.
Медсестра подошла к нему и что-то тихо прошептала ему на ухо. Он покивал головой.
– Да, да, Лиза. Вы правы. Да. Все. Пока на этом закончим, идет? – это уже адресовано тебе. – Все хорошо в свое время. И сейчас определенно неподходящий момент для разных историй, как думаете?
Ты думаешь, что он сейчас чего-то боится, вот что ты думаешь. Но утвердительно киваешь на его вопрос
– Чудно. Тогда мы больше не будем вас утомлять. Отдыхайте, ни о чем не переживайте, а лучше всего – поспите. Побеседуем с вами вечером.
С этими словами седоватый доктор и крепкая сестра вышли из палаты.
Ты остался один. Смотришь в потолок. Думаешь.
***
Марат и Гаспар шли по длинному светлому коридору с необычайно огромными окнами, многие из которых не имели стекол. Несмотря на кажущееся богатое убранство здания, всюду чернели трещины и следы каких-то разрушений. Поджарый Гаспар немного отставал от своего тощего, тщедушного начальника, часто и нервно перебирающего несоразмерными ножками, искалеченными к тому же сильной кривой хромотой.
– А я вам говорил! – сиплый голос пронесся эхом и вылетел в окна. – Я вас предупреждал, когда его уносили!
– Господин консул, вы же сами помните, он был кровавой кашей…
– Ожила ваша каша, олухи! Слышишь?! Ожи!… – всегда хриплый, надтреснутый голос консула, сорвался и он закашлялся.
Гаспар этим сразу воспользовался и торопливо произнес:
– Умри он, тем более при странных обстоятельствах, появилось бы слишком много вопросов, Мало того, он тогда спас целый город от уничтожения. Стал чем-то вроде героя, – короткостриженый мужчина на секунду умолк, обдумывая следующие слова, после чего добавил. – Общественность нам бы не простила.
– Помилуй, Гаспар! – обсыпанное рытвинами от оспин, серо—желтое лицо консула скривилось. – Хотел бы я видеть, как эта пресловутая общественность учинила бы суд над нашими деяниями… Да и зачем ей защищать кого-то? Общественность, Гаспар, это лишь толпа. Толпой была, толпой остается и толпой останется. А толпе решительно все равно повесят кого или расстреляют. И ей, толпе, решительно все равно в каких количествах это произойдет… Ой, уж нам ли этого не помнить! Побурчали б годик-два, ну устроили бы следствие, но на том бы и заглохло. У смерти маршалов армии Республики тоже есть срок давности. И потом: ты же видел его тогда? Будь он нормальным человеком, подох бы давным—давно, с-с-собака. Так нет же, эта тварь еще драться могла!
У Марата заиграли желваки, щеки задергались от ненавистных тиков.
– Мы десять лет за ним следили…
– Ага, так же, как и за Зеро, –