открываются. Из них появляется голова с длинными волосами.
Ты задыхаешься. Гадкое ощущение заполнило всю глотку, сердце бежит ходуном. Аппарат издает свой писк, оглушая им все вокруг.
Нет! Нельзя лежать! Беги! Что такое бежать?! Неважно! Беги, уноси ноги! Вставай!
Все же иглы поддаются, ты вырываешь их из вены. Но выходит слишком грубо. Ты чувствуешь укол. По руке потекло нечто теплое. Теплое, влажное, темно-красное.
От одного вида жидкости из руки последние силы покидают твое тело. Едва нашедшее тебя сознание ускользало, как песок сквозь пальцы.
Но оно оставалось. То, что было известно хорошо. Чему не удивился, что не явилось некой новинкой. То, что пришло ожидаемо.
Остался страх.
За 18 дней до встречи на земле Судей
Здание Новой Мировой Администрации
Марат оглядывал огромную карту, висящую перед ним. Она изрядно поистаскалась, виднелись участки с поблекшей краской, уголки пообтрепались. Да и сама она давно не отвечала действительности. Многие наименования поменялись, что по идее, делало ее совершенно бесполезной.
Но топонимика в настоящий момент была не важна. В конце концов, названия на картах просто-напросто отражают победителей в борьбе за движения капитала, иначе – отображают так называемые государственные границы. Той грозной конструкции, коя заполняла львиную долю карты, – больше нет, она уничтожена, истреблена, вытравлена, выдавлена, ластиком стерта. Она, Мировая Республика, осталась только на таких грязных, жалких картах, да в некоторых людях. Таких же грязных и жалких. Но сами-то континенты с ландшафтами остались прежними. Практически. А нации…Что нации? Огромные скопища подонков, вроде него, Марата, гнилых, вшивых, промерзших, которых загнали в определенные ареалы голод, холод, чума и чирьи. Взорвать бы это все к треклятой чертовой матери пламенем какой-нибудь одной, – всего лишь одной! – великой идеи, да не хватает уже пороху.
Так думал мужчина, впившийся, как клещ, в пожухлую ткань огромной карты мира. Если конкретнее, в одну точку слева: скромную, почти незаметную, одинокую. На ее месте красовалась узенькая, кем-то прожженная дырочка. Это обугленное отверстие выглядело необычайно бедно и пугливо по сравнению с большущими материками, величаво раскинувшимися правее.
Тем не менее, Марат смотрел точнехонько на прожженный круглешок.
– Значит, говоришь, заметили движение?
– Да, господин консул, – ответил широкоплечий человек, только и ждавший, когда молчание начальника прекратится.
– Какое именно, понятное дело, неясно?
– Сотрудники успели передать одно это странное: заметили движение. На этом все. Связь пропала.
Марат не поменял позиции, никак не пошевелился, стоял, коптил воспаленным взором карту. Но сморщился, как от притерпевшейся зубной боли.
– На Ультимо-Сперанзо дует ветерок, а я должен знать, – прохрипел Марат. – Начался дождь – я в курсе.
– Господин консул, я…
– Но вот там началось «движение», а я стою в неведении. И, следовательно, меня охватывает