есть против Афин. Пришло оттуда посольство: Афины должны изгнать всех Алкмеонидов – дерзость чрезвычайная, ибо Алкмеонидом был сам Периклес. Новое посольство: снять осаду Потидеи, восстановить полностью автономию Эгины, отменить декрет о Мегаре: «Тогда войны не будет».
И вот вдруг теперь это внезапное нападение на Платею со стороны фиванцев, союзников Спарты.
– Как это было? – спросил Периклес гонца.
– Сторонники Фив открыли в ночи городские ворота им… – сказал гонец. – Город был разбужен криками герольда, который требовал присоединения города к единой и неделимой Беотии. Сперва с испугу платейцы затаились, но, убедившись, что в стены вошел только ничтожный отряд, они на рассвете, под дождем напали на фиванских гоплитов. Даже женщины вступили в бой и осыпали фиванцев черепицей с кровель. И прогнали, и успели взять пленных, которых держат теперь заложниками…
Не успел Периклес вступить в свой освещенный дом, как его обступили начальствующие лица.
– Пока все, что мы можем сделать, это схватить всех беотийцев, которые находятся в Афинах и Аттике, – сказал он решительно. – А в Платою послать сейчас же герольда, чтобы платейцы берегли взятых ими заложников накрепко. Разговор у нас с Фивами будет, по-видимому, долгий…
Он скоро отпустил начальствующих лиц: прежде всего надо было сосредоточиться и разобраться в положении.
К нему тихо вошла Аспазия.
– Я понимаю, что тебе сейчас не до пустяков, – сказала она, – но я все же думаю, что я должна тебя предупредить об одном… Да нет, это и не пустяки… У меня была сейчас… Ну, словом, вчера Дрозис пировала со своими поклонниками и, напившись, будто бы кричала с хохотом, что Фидиас подарил ей много золота…
Периклес, не понимая важности этого сообщения, смотрел на нее, как спросонья: он был занят своим.
– Ну, так в чем же дело? – рассеянно спросил он и только тогда уже понял, что говорила Аспазия. – Ах, да!.. Ну, ты афинян знаешь: без грязной болтовни они жить не могут… Не надо говорить об этом никому, а если будут болтать другие, остановить: наболтала спьяну – и все… А теперь иди и спи: мне надо подумать… Да: а как Периклес?
Так звали его маленького сына от Аспазии, прелестного мальчугана.
– Гиппократ говорит, что надо подождать до завтра… – сказала Аспазия. – Жар как будто спадает… И пропотел хорошо…
– Ну, и хвала богам! Иди, отдохни…
С поцелуем в ее прекрасный лоб он отпустил свою подругу…
VI. На Агоре
С раннего утра Афины закипели бранными приготовлениями. Над Пниксом9 развевался флаг – значит, шло собрание афинских граждан. Зло волновалась и шумела агора. По всему городу началась возбужденная беготня и на углах собирались кучки возмущенных неслыханной дерзостью фивян граждан афинских, но они тотчас же и рассеивались: все спешили на агору.
Дорион, хмурый, сидел на земле, у толстого ствола раскидистого платана и смотрел