отчим, – это их с ним дело, они сами разберутся. А что, ты и вправду погляди, какого я богатыря воспитал! Так вот, о чём это я? Малой мой так эту тварь настращал, что она чуть от страха не обделалась. Отпустила, значит, нас, да ещё на дорожку лапкой помахала…
– Очень интересно… – проговорил старик и снова ушёл в себя, явно что-то обдумывая. Его глаза на несколько минут будто обволокло пеленой; отчим было уже подумал, что рыбак уснул и еле слышно отодвинулся от стола, чтобы не беспокоить старого человека, но тот спустя мгновение молвил:
– Ты же знаешь, что рано или поздно этот день настанет… я говорил тебе сделать это, когда он был ещё совсем маленьким. С каждой минутой тебе будет всё сложнее, ведь ты любишь его как родного сына.
– Я смогу ему помочь! – Воскликнул Семёныч, позабывши на миг, что вокруг спят люди.
Мариам заворочалась на кровати, остальные будто ничего и не слышали, настолько приведшая в эту хижину дорога смогла утомить спутников. Убедившись, что никто не проснулся, старик продолжил:
– Он уже показал себя в убежище… Если не можешь ты – тогда позволь мне?
Отчим глубоко вздохнул и взглянул на Давида. Тот изо всех сил притворялся спящим, даже вдруг сильно застучавшее об стенки рёбер сердце старался успокоить ровным дыханием.
– Знаешь, а ты ведь прав! – Произнёс Семёныч, не отводя взгляда от пасынка. – Я не смогу это сделать, но и другим не дам навредить ему. Он мой сын, и хочешь ты этого или нет, но для начала тебе придётся иметь дело со мной.
С пару минут Семёныч прожигал взглядом дыры на лице рыбака, но тот лишь в ответ рассмеялся:
– Вот видишь, всё как я тебя и предупреждал… Ладно уж, мешать я вам покуда не буду, но и помощи от меня не жди. У мужчин свои дороги, и ты свою выбрал. Расскажи-ка мне поподробнее, где именно логово того предводителя этих троглодитов?
– Троглодиты?
– Троглодиты, впрочем, называй, как хочешь…
Как только первые лучи солнца коснулись водной глади, грубый сапог заботливого отчима бодрым ударом поднял на ноги героя. Мариам и Сабир уже сидели на полу и, зевая, подтягивались, когда отчим заставил Давида искупаться в остывшей за ночь воде. Вообще всё утро Семёныч был необычайно груб и строг с пасынком, будто последний чем-то сильно провинился. Рыбака в хижине не оказалось. Он даже не пришёл, чтобы попрощаться с гостями и поэтому отчим, уходя последним, заботливо прикрыл на ржавый гвоздик входную дверь.
Группа длительное время пробиралась берегом, и казалось, конца и края не будет этому водоёму. Поверхность воды лишь изредка в некоторых местах расходилась кругами. Если бы не доводящие до безумия всяческие мошки и комары, герой, пожалуй, желал бы поселиться здесь. В этом уютном островке тишины и покоя посреди безумного, погрязшего в насилии, мира.
Пару раз из камыша вспархивали и улетали ввысь неведомые герою птицы. Мимоходом Давид смог различить на поверхности воды уродливый не то силуэт, не то тень чего-то огромного и зловещего. Ближе к полудню водоём оказался за спиной, а на смену