Как увидели, так сразу выгнали. Сказали, чтобы шёл в отряд. Им мастырщики не нужны.
– Завтра у нас нет уроков, а послезавтра перед уроком приди ко мне. Ты мне будешь нужен. Понял. Если меня не будет, стой на перемене у каптёрки.
– Хорошо, Олег Степанович.
Я забыл слова батюшки, но что делать, знал совершенно точно. Дома у меня стоял набор для крещения. Его привезли из Иерусалима. Святая вода, елей, земля и свечка. Через день мальчик стоял под дверью нашей раздевалки.
– Заходи.
Вынимаю масло и вслух громко произношу.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа помазуется раб Божий Димитрий…
Не успел я помазать, как открывается дверь и входит завуч школы Александр Петрович. Увидев бутылочку с крестом, кисточку и услышав «религиозный дурман», да ещё где? В светской школе, завуч взвился и открыл рот.
– Что вы себе позволяете, Олег Степанович. У нас для воспитанников работает прекрасная санчасть. Заниматься самолечением в стенах колонии строго-настрого запрещено. Вы меня слышите? Это нарушение преподавательской этики.
Но я не думаю его слушать и смотреть в рот. В то мгновение он был для меня пустым местом. Дело начато во славу Божию, во славу Божию оно и должно закончиться. Не обращая на него никакого внимания, трижды мажу воспалённые глаза арестанта оливковым маслом.
– Аминь. Не смывай масло, оно само сотрётся за пару часов. Иди на урок, – отпускаю ученика.
А в каптёрке должен был начаться грандиозный скандал. Но от увиденного завуч лишился дара речи. Он обалдело глядел то на кисточку, то на бутылочку в моих руках. «Предметы религиозного культа» в «его школе» вызвали у Александра Петровича временный паралич речевого центра. Завуч был сыном полковника КГБ и 100% атеистом. Наконец, придя в себя, Александр Петрович произнёс.
– После уроков зайдите ко мне в кабинет.
Диму я не видел два дня. Выходные. А когда увидел, не поверил – его глаза были совершенно здоровы.
– Олег Степанович, спасибо вам огромное. У меня всё прошло. Вечером я лёг спать с больными глазами, крепко заснул. А когда проснулся, глаза стали как раньше. Вся боль и краснота исчезла. Я всё вижу.
– Дим, я тебе говорил, это масло с гроба Господня в Иерусалиме. Бога благодари. Это его работа. А когда выйдешь, поставь Ему свечку в церкви за то, что не ослеп.
– Хорошо, я так и сделаю.
– Не забудь. Хорошее быстро забывается. Но Бог тебя точно не оставил.
Через год я уволился из колонии. Инициатором перевода в торговый техникум стал протоиерей Николай Марковский и диакон Гавриил (Агабеков). Вдвоём они уговорили меня уйти из колонии. Им очень не нравилась моя спокойная и благословлённая протоиереем Николаем Щелочковым работа. За мной захлопнулась массивная железная дверь. Остались строчки, которые можно написать только на зоне.
Свет обрезан у глаз
Тишиною свинца.
И от тяжести век
Онемела душа.
Матушкины бриллианты
Отец Леонтий очень любил свой храм и прихожан.